Эльфийские хроники

Лежа на земле, Балор позвал своего внука — короля Луга.

— О сын Этне, бравый герой, твое мужество заслуживает моего благословения. Вспомни о любви твоего деда к его дочери Этне, твоей матери. Не доставляй мне больше мучений.

— Считай, что я не слышал этих слов, — сказал Луг. — С твоей стороны постыдно просить сохранить тебе жизнь.

— Я об этом и не прошу, — сказал Балор. — Но выполни одно мое желание: если ты победишь, отрежь мою голову и прикоснись к ней макушкой своей собственной головы, чтобы тебе передались мое богатство, моя способность наводить ужас на врагов и моя доблесть в бою. Ибо я не вижу никого, кто заслуживал бы этого так, как этого заслуживаешь ты.

Луг поступил так, как ему сказал Балог: он отрубил ему голову, однако вопреки просьбе своего деда он поместил его голову на большой и высокий камень. Голова тут же начала гореть, причем так сильно, что от огромного жара камень рассыпался на части.

То же самое произошло бы и с Лугом, если бы он полностью выполнил просьбу своего деда.

13 На опушке леса

Каждый шаг причинял боль, но, тем не менее, приходилось бежать.

Арианвен чувствовала, что Динрис и Ольвен очень сильно встревожены. Оба эльфа находились рядом с ней и то и дело поглядывали на нее, как будто опасались, что она вот-вот рухнет наземь. Она осознавала, что рана на ее боку открылась снова и что из нее потихоньку сочится кровь. Однако не было никакого сомнения в том, что, если она остановится, все лучники Элианда сделают то же самое и немедленно образуют вокруг нее защитное кольцо. Этого следовало избегать во что бы то ни стало — столько времени, сколько она сможет это вытерпеть… Как только стало известно, что орки вернулись, чтобы напасть на раненых, даэрдены бросились в бой, намереваясь истребить этих монстров всех до одного. У Арианвен не оставалось другого выбора, кроме как направить войско Элианда вслед за ними, чтобы, по крайней мере, силы эльфов не разделились на части.

От колонны раненых, двигавшейся в сторону Каленнана, не осталось практически ничего. Все, кто подходил к месту, где на эту колонну напали орки, увидели, что те сотворили с ранеными эльфами. Ярость, с которой монстры обрушились на беззащитных эльфов, была просто уму непостижимой. Со стороны казалось, что ими завладели такая жажда крови и такое желание позверствовать, что они даже не жалели ради этого свои собственные жизни, потому что некоторые из них все еще разрубали на части своих — уже мертвых — жертв, когда на них обрушилась яростная атака «зеленых эльфов». То, что увидела Арианвен вместе с другими «высокими эльфами», было похоже не столько на поле боя, сколько на поле изуверской резни. Оркам было мало просто убить — они истязали и разрывали на части своих жертв, вспарывали им животы, вынимали их внутренности, превращали их тела в кровавое месиво. Те из брюнеринов, которые еще оставались в живых после первой схватки с орками, погибли, пытаясь защитить раненых и своего повелителя Лоссрада. В живых не осталось ни одного из сотни лучников, которые присоединились к войску эльфов. Воины остальных шести кланов, оставшиеся в живых, невольно остановились, увидев результаты этой жуткой резни. Представшая перед ними ужасная картина не укладывалась в их представления.

Арианвен, ничего не сказав, пошла вперед, однако это кошмарное зрелище подействовало на нее удручающе. Это произошло по ее вине. Ведь это она приказала отправиться на равнину вместо того, чтобы прочесать лес, как предлагал Кален, в результате чего выжившие в первой битве монстры напали на самых слабых эльфов, как только им представилась возможность. Она ошиблась, обсуждая дальнейшие действия с членами совета военачальников. Такой ее ошибки было вполне достаточно для того, чтобы ее начал мучить стыд. Теперь уже Кален руководил боевыми действиями, и ей не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ним.

Идя следом за даэрденами, «высокие эльфы» дошли до холма, с высоты которого перед ними открывался широкий вид. На расстоянии полета