Глаза матушки стали печальными. Отговорившись нахлынувшей мигренью, она ушла к себе. Но ничто, даже странное поведение матушки, не могло сейчас омрачить его счастье. Он выбежал на улицу, даже не накинув тулупа.
– Игнат? – заглянул он в конюшню. – Подготовь мне к утру экипаж.
Конюх, крепкий седовласый мужчина лет пятидесяти, не спеша засыпал овса жеребцам. Отставил ведро и подошел к Алексею:
– Куда поедем, барин?
– В Сухаревку, имение Русаловых.
– Далековато по морозу-то… – усмехнулся тот, окинул взглядом Алексея и махнул рукой. – Ступай в дом, барин. Замерзнешь. А завтра с рассветом буду ждать тебя.
Всю ночь Алексей не сомкнул глаз и был несказанно рад, когда со двора послышалось ржание и зычный окрик Игната.
Маменька тоже вышла проводить Алексея. Глаза покраснели, точно она проплакала всю ночь.
– Матушка, что с тобой?
– Просто беспокоюсь о тебе, Алешенька. Дорога не близкая. Мороз.
– Всего полдня пути, – улыбнулся Алексей. – С Игнатом не заплутаем.
– Не извольте беспокоиться, – вклинился зардевшийся конюх, – довезу барина в лучшем виде.
Матушка, наконец, улыбнулась, перекрестила сына и поцеловала в лоб:
– Поезжай с Богом и возвращайся скорее.
Уже на подъезде к поместью Русаловых Алексея охватила дрожь. Ведь его никто там не ждет. Что, если Марья его прогонит? Вдруг ей уже суженого нашли? После бала прошло почти четыре месяца, и за это время многое могло измениться. Может, она и не помнит его уже?
– Игнат, вроде церквушка за деревьями виднеется. Останови. Хочу зайти, свечку поставить.
– Свечку – это хорошо, барин. И я, пожалуй, с тобой.
За небольшим перелеском и правда расположилась небольшая церквушка. Была в ней и колокольня, но пока пустая. По всему видно, что церковь совсем новая – ни ворот, ни забора. А чуть поодаль вовсю шло строительство.
У входа, сидя на пушистом снегу, жмурилась серая кошка. Солнце светило ярко, отражаясь в миллионе снежинок.
– Любезный, – Игнат поймал за руку мужика, тащившего на плече увесистое бревно, – в вашей церкви службы проводят? Али строитесь еще?
– Церковь-то давно достроена. Вот только колокола пока не отлили. Генерал Русалов обещался к свадьбе дочери их заказать, а теперича и не знаем, когда ждать. А во-о-он там, – работяга кивнул на стены, возле которых копошились люди, – монастырь возводим, по приказу дочки генеральской. И на кой он ей понадобился, ума не приложу, да у богатых свои причуды.
Мужик уже хотел пойти дальше, но его остановил Алексей:
– А дочку его как зовут?
– Знамо дело как. Мария и зовут. Дочь у него одна.
– И скоро свадьба у Марии Русаловой? – Алексей почувствовал, как надежды покидают его.
– Да кто бы знал, – мужик сбросил ношу на землю и вытер лоб грязным рукавом, – вы, гляжу, тоже из богатеев, вот сами пойдите да спросите. Дочка ихняя – вон она. – Мужик указал в сторону возвышающегося над землей фундамента.
Алексей проследил за его рукой и нервно сглотнул, жадно вглядываясь в девичий силуэт.
Мария стояла к нему спиной и о чем-то разговаривала с вихрастым парнем. Тот держал в руках исписанный лист и тыкал в него пальцем, что-то объясняя. На этот раз девушка была одета в короткий полушубок, отороченный мехом. Из-под него виднелось длинное серое платье, волосы убраны под шаль.
– Это и есть твоя невеста, барин? – Игнат недоверчиво хмыкнул. – Монахиня какая-то, а не генеральская дочка.
– Да она это. Не сомневайтесь, – напомнил о своем присутствии работяга. Наклонился и, кряхтя, взвалил на плечо бревно. – Некогда мне с вами лясы точить, господа хорошие. Уж извиняйте. Работать надо.
Некоторое время Алексей стоял неподвижно, боясь окликнуть ту, что являлась к нему каждую ночь во снах, чей запах он помнил и сейчас: жасмин и едва уловимый сладковатый запах кожи – не духи, которыми было модно теперь обливаться, а естественный аромат, который хочется вдыхать снова и снова.
– Слышь, барин? Ты пока истуканом прикидываешься, я пойду свечку запалю.
– Стой, Игнат, я с тобой! – крикнул Алексей в спину удаляющемуся ямщику, не решаясь признаться даже самому себе, что до дрожи
