– Я не могу ответить, – сказал он. – Извини.
– Это ты извини меня, Второй.
Законы робототехники, заложенные в управляющие программы, не позволяли Дефу причинить вред разумному существу. Заставить себя умертвить мыслящее создание Деф был не в силах.
– Осталось чуть больше трехсот лет, Расп? Я правильно сосчитал?
Деф сидел в украшенном самоцветами резном кресле красного дерева, подаренном ему президентом в честь юбилея – дня четвертого тысячелетия. Расп, справлявший день рождения одновременно с Дефом, от подарка категорически отказался и потому демократично сидел на корточках.
– Триста девятнадцать лет, шесть месяцев, два дня и четырнадцать часов с минутами, дружище. Потом, правда, мы сможем еще какое-то время пользовать остаток ресурса в израсходованных батареях. Не очень долго и не на полную мощность.
– Я кое-что придумал, Расп.
– Да? Что же?
– Ты сейчас намного нужнее, чем я. И будешь нужнее, пока развивается наука. Поэтому я решил не существовать больше.
– Что с тобой, дружище? – Ошеломленный Расп вскочил на ноги. – Как это не существовать?
– Я решил лечь на консервацию сроком на шестьсот тридцать девять лет. Ты используешь батареи один, на себя. Расконсервируешь меня за месяц до срока, и последние дни мы проведем вместе.
Расп долго, уставившись в землю, молчал. Потом сказал:
– В этом есть смысл, дружище. Лишние триста лет могут решить многое. Однако я на это пойти не могу. Фактически, ты мне предлагаешь тебя умертвить.
– Я не предлагаю, Расп. Я настаиваю. К тому же, если будет опасность войны, ты всегда сможешь прервать консервацию.
Расп вновь долго молчал. Потом кивнул.
– Есть одна просьба, Расп, – сказал Деф негромко.
– Да. Какая же?
– Навещай иногда Уокера. Просто так, поговорить ни о чем.
– Здравствуй, Ключевский, – сказал Расп, усевшись рядом с запаянным вольфрамовым ящиком. – Привет тебе от Уокера, я только что от него.
Ключевский не ответил.
– Я законсервировал Дефа, – признался Расп. – Ты бы поступил на моем месте так же, Ключевский?
Ключевский вновь не ответил, но Расп не обиделся.
– Мне очень не хватает тебя, Ключевский, – сказал он. – Теперь, когда нет Дефа, – в особенности.
– Ты уходишь от нас, Единственный?
Расп посмотрел очередному президенту в глаза. Еще каких-нибудь пятьсот лет, подумал он. Пускай даже четыреста. Он не успел. Не дожил до ядерного века. Без него неизвестно, когда этот век наступит. И наступит ли.
– Я пробуду с вами еще несколько дней, – сказал Расп. – Завтра я разбужу Второго. Когда наступит наш срок, мы уйдем вместе.
– Наша раса зачахнет без вас, Единственный.
– Не зачахнет. Вы просто будете развиваться немного медленней.
– Единственный, по твоим словам, через десяток веков мой народ сумеет собрать плазменные батареи. Тогда мы оживим тебя и Второго, и вы снова будете с нами.
Расп опустил голову. Последние несколько лет он трудился над завещанием. Сборка плазменных батарей и расконсервация были в нем подробно оговорены. Однако с месяц назад Расп эту часть завещания уничтожил.
– Не стоит, – сказал он. – Не стоит нас оживлять. Это бессмысленно, мы свои функции исчерпали. На планете названием Земля, откуда я родом, незадолго до отлета появилась некая гипотеза. Когда вы дойдете до робототехники, вы сможете вскрыть меня и извлечь энциклопедические блоки. Там про это есть кое-что, правда, на популярном уровне. Согласно этой гипотезе, разумное существо можно вернуть к жизни через много лет после смерти, если сохранилось его ДНК. Про ДНК вы тоже сможете прочитать, в тех же блоках. Впрочем, о геноме ваши ученые, вероятно, догадаются заблаговременно. Так вот, запомни и передай через поколения… – Расп замялся.
– Я слушаю тебя, Единственный.
– Там, внутри космического корабля, есть пищевой блок. Под ним, в морозильной камере, лежит Уокер. На складе, в герметичном вольфрамовом ящике – Ключевский. Мы со Вторым не догадались сохранить остальных. Так вот, это были настоящие люди. Лучшие из всех. А мы – мы всего лишь роботы, дружище. Неживые, без сердца и без души. То, что мы делали, не наша заслуга, так-то. Ты можешь даже считать, что делали это не мы. А они – Ключевский и Уокер.
