– Ракета «град»… Сектор Газа… Всю семью в один миг… Роботов… Заставил себя забыть… Ментальный кокон… Каждодневный нравственный конфликт между религиозностью и преданностью погибшим… На грани сумасшествия… Кризис… Предварительный диагноз – инсульт…
Весь месяц адар и половину нисана я пролежал в больнице Сорока, в беспамятстве. А когда, наконец, пришел в себя, у моей постели сидел доктор Леви.
– Шолом, – поздоровался он. – Молчи, тебе не нужно сейчас говорить. Твои родные здоровы и ждут тебя. Они…
– Правда? – перебил я, несмотря на запрещение говорить.
– Б-г свидетель, – подтвердил доктор Леви. – У меня хорошая новость для тебя, Эфраим. Ребе Нахум ездил с ходатайством в Йерушалайм, к самому ребе Ионе Мецгеру. Главный раввинат постановил: разрешить твоей семье принять гиюр. Они прошли обряд обращения и уже две недели как евреи, все четверо.
Я долго не мог поверить. Я подумал, что доктор обманывает меня. Ведь они не могли быть евреями, потому что они… они… я тщился вспомнить, кто они, и не мог, поскольку забыл это слово за ненадобностью. Потому что они не люди, понял я наконец.
– Настоящие евреи? – спросил я.
– Ну конечно, настоящие, – твердо ответил доктор Леви. – Богобоязненные и благочестивые ашкенази.
И тогда Б-г дал мне силы, и я – поверил. Я заставил себя поверить. Как когда-то заставил забыть.
Устаревшая модель, одна штука
Я устарел шестого апреля, во вторник, в семь часов вечера по Москве. Даша так и сказала Алексу:
– Пит устарел, милый. Я вчера проконсультировалась с представителем компании. Говорит, что надо менять. У них проблемы с совместимостью версий, апгрейд, по его словам, нежелателен. Новая модель обойдется нам вполцены – они заберут Пита в счет оставшейся половины.
– Бог с ней, с ценой, – услышал я голос Алекса. – С Настей как быть?
С Настей мы играли в это время в слова. Высунув от усердия язык, она сосредоточенно искала пятибуквенные существительные в слове «дуболом».
– Облом, обмол, – торжествующе выдала, наконец, Настя. – Мудло.
– Третьего слова не существует, – на всякий случай я послал запрос в словарь эвфемизмов и получил в ответ «не найдено». – Тебе штрафное очко.
– Еще как существует, – возразила Настя. – Петька из седьмого «Б» абсолютное, патологическое мудло. Ты устарел, Пит, так что это тебе штрафное.
Если бы я умел дрожать, то, наверное, вздрогнул бы. Она повторила только что сказанное на кухне родителями. Слышать их она не могла – изоляция между кухней и детской была отменной. Хотя и не для встроенного в меня ресивера.
– Как быть, как быть, – раздраженно сказала на кухне Даша. – Так и объяснить ей, что Пит устарел. Насте уже двенадцать, она взрослая девочка и поймет. Должна понять.
Вместо Насти, однако, понял я. «Устарел» означало «больше не нужен». А «заберут в счет оставшейся половины» означало утилизацию.
Меня забрали в счет оставшейся половины седьмого апреля, в среду, в одиннадцать утра по Москве. Впервые за шесть лет Настю в школу вместо меня провожал Алекс.
– Пита сегодня не будет, – объяснял он Насте, помогая надеть на плечи ранец. – У него настал срок профилактики. Скажи, Пит?
Я промолчал. Моя базовая программа не позволяла искажать истину.
– Не расстраивайся, – попросил Настю Алекс. – Пит пройдет профилактику и сразу вернется. Таким же, как был, а то и лучше. Его там подлатают, почистят, поставят новые фильмы, игры и книжки, возможно, обновят корпус. Сейчас это делают быстро, думаю, Пит тебя и встретит после уроков. Пойдем, зайка.
В счет оставшейся половины меня забирали два средних лет индивида. Один из них носил тонкие, стрелкой, усики, у второго усов не было, а в остальном они были похожи друг на друга и одеты в одинаковые оранжевые жилеты.
– Принимайте, – сказал усатый, распахнув входную дверь. – Последняя модель, полностью экипирован. Заряда хватит на два года, потом позвоните, мы поменяем аккумуляторы. Давай заходи, Пит.
Усатый отстранился, и другой, новый Пит, вошел. Если бы я умел завидовать, то наверняка сейчас исходил бы слюной от зависти. Он был хорош. Да что там хорош – великолепен. Плавный округлый корпус, изящные манипуляторы, бесшумная походка и добрая улыбка на лицевой панели. Просто-таки лучезарная, особенно по сравнению с моей несуразной гримасой.
– Совершенно уникальная модель, – расхваливал нового Пита безусый. – Фактически, это уже не гувернер, это универсальный домашний агрегат или, если угодно, комбайн. Он умеет практически все. Мыть посуду, чистить картошку, делать ремонт, устранять неполадки. Размеры библиотеки и фильмотеки колоссальные. – Безусый закатил глаза. – Кроме того, доработаны поведенческие блоки. Значительно улучшена программа самосохранения – этот экземпляр не провалится в водосточный люк, не угодит под машину и не поломает манипуляторы, свалившись с лестницы. Ну, и напоследок, – безусый выдержал паузу, – он способен на ложь, если того требуют интересы ребенка. Ложь во спасение, так сказать. Вот здесь распишитесь, пожалуйста. Ну, а этого мы
