– Ты, что ли, подстроил? Лихо! – сказал я. Ежи приосанился, Акасия хихикнула. Но веселье наше угасло, едва раздался голос Старика – серьезный и негромкий, он заставил всех умолкнуть и
– Путники, усядьтесь крепче. Система безопасности зафиксировала какую-то аномалию. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы нас обнаружили. Будем перфорировать. Я знаю, многие еще не окончили завтрак, поэтому придержите тарелки. Перфорация пятикратная.
Динамик зашуршал и выключился. По залу пробежал шумок – одни обрадовались, другие приуныли, а немногие третьи, еще не изведавшие перфорацию, растерялись. Акасия была среди последних:
– Что значит – будем перфорировать?
– Сейчас поймешь. – Мне было приятно, что хоть чего-то она не знает. – Кстати, тебя не укачивает?
Она пригвоздила меня уничижительным взглядом, однако последовала нашему с Ежи примеру, ухватившись за поднос. То же самое сделал растерянный Жуакин.
Через секунду реальность взорвалась.
Лучше не скажешь, честно. «Перфорация» означала одновременный запуск на полную мощь двигателей и межпространственного релокатора. Абсолютно неподвижно и в то же время со скоростью несколько световых лет в час мы летели сквозь миры, реальности и вероятности. Как если бы все ремейки какого-то фильма зарядили в один проектор и пустили на ускоренный просмотр. Бешено сменялись свет и тьма, за секунду пролетали тридцать суток, через зал проносились стаи птиц, почти неуловимые глазом, возникали и пропадали леса, мы ныряли под воду, но оставались сухими. В общем, эдакие трехмерные «Русские горки», небывало безумные и скоростные. Я посмотрел на Акасию – нравится ли ей наш аттракцион?
Оказалось, нет. Выпучив глаза, она сжимала голову, словно пытаясь унять дичайшую мигрень, а ее удивительные ногти-платы сыпали искрами. Акасия будто отделилась от всех нас. Я видел ее сквозь меняющиеся картины, а потом вдруг стал видеть сквозь нее. Так, дело неладно.
Она выбилась из синхронности.
– Эй! – заорал я, стараясь перекрыть глухой рокот ветра, рев двигателей и зуммер тревоги.
Акасия отбросила с лица темные пряди, разметанные ветром, и потянулась ко мне, но тотчас отдернула руку. Отпрянул и я – нам нельзя соприкасаться. Мы были в разных временных фазах, и контакт мог закончиться бог знает чем.
– Что случилось? – крикнул я.
Губы Акасии шевелились, но я ее не слышал. Потом она нахмурилась, резко вдохнула и зажмурилась. Корабль качнуло, и я выпустил поднос из рук. Двигатели сбросили обороты, свет на секунду погас.
Потом лампы снова вспыхнули, столовая наполнилась многоголосым шумом. Слышались облегченные вздохи, досадливые кряканья и смех над теми, кто расстался с завтраком (в переносном или буквальном смысле – в зависимости от крепости желудка). Всё пришло в норму.
Но Акасия исчезла.
Глава восьмая
– Прости, – извинился я перед Жуакином, счищавшим овсянку с рубашки. В качке я вновь допустил салажью оплошность, не удержав поднос, который проехал по столу и угодил в нашего новичка. Теперь Жуакин выглядел так, словно кто-то пытался нарисовать на нем абстрактную картину. Кашей.
– Чепуха! – отмахнулся он. – Главное, желудок выдержал. Это было круто.
– Так оно всегда. – Я огляделся. – Акасию не видели? – Глупо, конечно, но я еще надеялся, что, может, в темноте девушка ускользнула в туалет.
Сотрапезники мои покачали головами, причем Ежи одарил меня серьезным взглядом, совсем ему не свойственным:
– Придется докладывать. Свет погас всего на секунду, она не могла уйти далеко.
Конечно, он был прав, и я тревожился за Акасию. Но как же не хотелось извещать Старика, что я прошляпил незнакомку, которую вроде как сопровождал. Наверное, в этом ничего страшного, но…
– Помочь? – спросил я Жуакина, все еще возившегося с рубашкой.
Ежи сделал грозное лицо – мол, нечего тянуть кота за хвост. Я показал ему язык и подначил:
– Ты еще не командир.
Вскоре я уже был в каюте Старика. Полагая, что все же дело срочное, я воспользовался транспортерами и оказался перед его столом быстрее, чем хотелось бы. Старик шуршал бумагами, и весь вид его говорил о том, что у него есть заботы поважнее.
– Сэр? – Я засомневался, что он меня услышал. Старик поднял голову, его бионическое око сверкнуло, точно глаза оленя в свете фар. Собравшись с духом, я повторил доклад: – После перфорации Акасия Джонс исчезла. Похоже, с ней нелады, сэр.
– Я тебя слышал и кивнул. Кивок означает «я понял». Что тебе еще?
Я набрал воздуху:
– Надо ли мне… нам… беспокоиться, сэр?
Старик так шваркнул пачкой бумаг, что поднявшийся ветерок шевельнул мои волосы.
