добро).
Кстати, люди, обратите внимание на следующее: ни одна из женщин, служащих РККА (я про тех, кто на этом поезде был), не пошла на сделку с гитлеровцами, а вот мужички пошли. И кто теперь слабый пол?
На первую платформу залегли пулеметчики и поставили, вдобавок к немецким пулеметам, два ротных миномета[49] с боезапасом. Машинистов просто немного побили (а ты врагу не служи!) и пока дали отдохнуть. На платформу, прицепленную сразу за паровозом и тендером, поставили один небельверфер. Следующая платформа приняла батальонные минометы[50] (обе штуки), затем еще платформа, со вторым небельверфером, и уже две платформы с «сорокапятками». На крыши пассажирских вагонов накидали мешков с песком (с землей, с почвой, короче, с чем нашли) и посадили трех пулеметчиков, двух с максимками[51] и одного с МГ[52], да вторые номера расчетов туда же, и патронов от пуза, правда, крыши вагонов не совсем плоские, а такие – закругленные, но Родина сказала «Надо». Вот такой получился бронепоезд (скорее, огнепоезд) на скорую руку, на живую нитку и из чего было.
Ну где-то так, решил я, и Лечи лично, пинком чеченским, объяснил старшему машинисту, что пора ехать, Ивашин откатил свой танк назад, состав рванул вперед, гарнизон нашего импровизированного бронепоезда составил два взвода ЗАР и взвод онищуковцев, остальные (третий взвод ЗАР и танкисты) получили распоряжение отдыхать и следить за всеми пленными. За главного остался Ивашин.
– Наш паровоз, вперед лети, у фашистов остановка[53]… – пою я, а паровоз набирает скорость, плохой из меня командир, опять в гущу ринулся (про сморканье вообще молчу). Ну, такой уж я плохой командир, все-таки сержантом был (не более, даже прапором не довелось), а сержанты привыкли всегда со своим микровойском быть. Уж не обессудьте, не люблю я житуху без движухи.
Ну и едем, едем в не очень далекие края, и близкие соседи, нам вовсе не друзья. Несем мы близким соседям ящик Пандоры или нет, вагон Пандоры, опять не то, целый эшелон Пандорро-ящиков. Так вот едем, все в предвкушении боя, после нескольких победоносных сражений (мини-сражений) наши бойцы перестали бояться «непобедимых» немцев и привыкли побеждать их. Вот такая вот хорошая привычка выработалась у нас, и все деловито готовятся к бою, а крепостники гитлеровцев не боятся и подавно, отбоялись свое.
Кто набивает патроны в запасные магазины или ленты, кто готовит мины, кто заряжает свое оружие и т. д., как говорил товарищ Сталин, на собрании избирателей в 1937 году, «у большевиков забот полон рот». По-моему, все напевают что-либо под нос, а я почему-то напеваю чингисхановское «Москау, Москау» (с какого бодуна эта антисоветчина прилипла – не знаю), нет, лучше давай «Катюшу» буду петь.
И со словами «Расцветали яблони и груши», заряжаю запасной магазин к ПаПаШе, пригодится, магазины лишними не бывают (я не о торговых точках).
Самого глазастого и опытного в корректировании огня – Полуэктова (да, того самого, который еще в ДОТе геройствовал, ну, Дениска-артиллерист) командование (то есть я) попросило (приказал) залезть на крышу пассажирского вагона. Для красоты на шее у Полуэктова висит бинокль (само собой, трофей), и по мере приближения Денис вглядывается в даль тем самым биноклем. И главное, смотрится он в форме гитлеровского фельдфебеля безукоризненно, истинный ариец, твою мать (конечно, Гитлера мать, не Полуэктова же). Он должен раньше нас разглядеть все цели и дать команды минометчиками и артиллеристам, кому куда стрелять, короче, он наши глаза и этакий ПУАО (пункт управления артиллерийским огнем). Такова, короче, его миссия, корректировщика огня, а паровоз тем временем подъезжает к станции, ветер дует справа. Облегчая миссию Полуэктову, ветер уносит дым паровоза налево от нашего троянского поезда. До станции километра два, и машинист (а может, Вахаев, посредством пинков) начинает тормозить состав, правда не экстренно, а, скажем, притормаживает понемногу.
Станция несется на нас, и, как говорят исторЕГи, гитлеровцы – прекрасные воины, но эти юбервоины[54] не ждут нападения поездом, они понаставили постов на дорогах и зениток для отражения налета сверху, а насчет нападения с рельсов они не дотумкали. Вот мы и приходим нежданными-негаданными, поезд, притормаживая, приближается к станции, уже можно прекрасно различить вагоны, толпящиеся почем зря на станции. Еще немного, и сможем разглядеть лица фрицев, те спокойны, как и весь остальной террариум[55], они ждут поезд с востока (правда, не совсем такой или совсем не такой?).
Дениска прикидывает и записывает свои прицелы, ориентиры и дистанции. Не дойдя метров двести до станции, в ста пятидесяти метрах от ближайшего вагона наш состав остановился. И Полуэктов (паровозом тоже рулит он, посредством Вахаева) уже готов, он передает координаты целей минометчикам и пушкарям, которые необходимо накрыть, желательно первыми залпами. Потом Денис, захвативший всю полноту власти в свои руки, командует машинисту (или Лечику) подойти еще на 50–100 метров вперед, и паровоз двигается вперед, опять «чук-чук». Ну вот и намеченная Полуэктовым точка, и как только эшелон останавливается (фашисты пока ничего понять не могут, ну, или просто не обращают внимания на состав), Денис кричит:
– Расчеты, каждый по своей цели, огонь!
Шесть минометов и две пушки начали активно швырять «напор стали и огня[56]» на окаянных вражин. Пулеметчики с крыши пассажирского вагона приступили к ласкам дальних целей (особенно две батареи зениток, которые ахт-ахт), остальные начали поливать свинцом все, что им не нравится (а не нравится, нам тут все!!!). Пулемет «Максим» хоть, скажем, и устарел морально, но его скорострельность и дальнобойность таки не устарела…
И тут у меня появляется вопрос к самому себе: а зачем я тут, для чего, и не только я, онищуковцы тут зачем, со всеми делами справляются соколы
