Проснувшись утром, Ихтор не нашел скаженную в покойчике. Только Рыжка увлеченно гоняла по полу неровную глиняную бусину.
Ворота были распахнуты, от земли тянуло жаром, знойный воздух не колыхался, а только слабо дрожал. Каменная громада Цитадели казалась раскаленной, будто жерло печи. Путники въехали во двор Крепости в полдень. Клесх спешился, бросил поводья подбежавшему выучу и сказал Лесане:
— Заплечник бросишь — и к Нэду. Гляди, не копошись, он ждать не любит.
Девушка кивнула, и наставник ушел.
Ведя свою лошадку в стойло, обережница оглядывалась. Диво, но она и впрямь чувствовала себя дома. Цитадель больше не казалась чужой и пугающей. Все здесь было знакомо до последнего камня, все хранило память. Пускай иной раз и страшную, но память. Да и мало что менялось тут. Снуют выучи, служки, в небе мелькают черные тени воронов. Все, как было года и столетия до этого, все, как продолжится века спустя.
Хотя…
Через двор, подобрав подол и сверкая голыми пятками, мчалась за рыжей кошкой чудн
я девка с кудлатой неубранной головой. Заметив обережницу, растрепа остановилась, вмиг утрачивая интерес к неведомо откуда взявшейся в Крепости кошке. Незнакомка замерла, подергала голубиное перышко, ниткой примотанное к спутанной пряди у виска, улыбнулась и подошла к Лесане. Глаза у чужинки были дикие — переливчатые, безумные.
— Здравствуй-здравствуй, родненькая, вот и возвратилась, да?
Выученица Клесха удивленно смотрела на скаженную, гадая, чего бы той с ней разговаривать, будто со старой знакомой, коли видятся они впервые.
— Здравствуй, — приветливо поздоровалась ратница. — Как звать тебя?
— Светлою. А ты согрелась, милая? Верно? Чутка совсем. — Блаженная с необъяснимой усладой разглядывала девушку.
— Я и не зябла, — удивилась Лесана. — Лето ж на дворе.
— Лето, лето… — закивала блаженная. — Лето. Да только озябшая ты, как льдом скованная.
Обережница пожала плечами и запустила руку в скинутый со спины заплечник. Нашарила на дне медовый пряник и протянула его Светле:
— На вот, гостинец тебе. Полакомись.
— Мне? — безумные глаза удивленно распахнулись.
— Тебе, тебе, — улыбнулась девушка.
— Благодарствуй, зорька ясная, — дурочка чуть не в пояс поклонилась за подарок, — пойду родного своего угощу.
И Светла, забыв про беззаботно распластавшуюся невдалеке кошку, которая лениво наблюдала за собеседницами, побежала куда-то в глубь крепости.
Лесана пожала плечами и пошла своей дорогой.
На верхнем ярусе, возле покоя Нэда, ее нагнал Клесх. Наставник успел сменить пропыленную одежду и теперь неодобрительно смотрел на выученицу.
— Хоть бы умылась с дороги, — сказал он.
— Ты ж велел не копошиться, — вспыхнула от досады послушница.
— За это время можно было коня вычистить, не то что одну девку тощую в лохани ополоснуть, — заметил мужчина.
— Я со скаженной говорила, а потом что-то… задумалась, — повинилась подопечная.
— Со скаженной? Важное дело, — сказал крефф и бросил через плечо: — И задумываться тоже иногда надо.
Вот ведь язык у него!
Нэд сидел за столом и читал крохотный свиток, по всей вероятности, принесенный сорокой. Оторвавшись от клочка бересты, Глава проворчал без злобы, а скорее по привычке:
— Ну надо же… Вернулись. Года не прошло. Повидала родню? — Смотритель поглядел на Лесану.
— Повидала, — ответила она.
— Хорошо приняли?
— Да, — по-прежнему спокойно ответила девушка, вспоминая косые взгляды и перешептывания родичей.
— Раз отдохнула, то давай, собирайся. Завтра обоз до Свиркова доведешь.
— Одна?! — против воли вырвалось у Лесаны.
И тут же глупая осеклась. Клесх прожег таким свирепым взглядом, что слова застряли в горле. Нэд сделал вид, будто не заметил, как смешалась недавняя выученица, и сказал:
— Зачем одна? Со всеми старшими выучами и креффами. Можешь даже стряпуху прихватить, будет тебе в дороге кашу варить. — С каждым словом
