самой ошибкой, но написанной на Хейлтаке. Исправление иль'Шанка дало ей отсылку на Балаал-Ситт!
Винн просмотрела второй план работ и нашла полные списки работы над томом один — секции один — семь, вероятно, обозначали семь дощечек. Почему это было зарегистрировано во втором плане, а не в первом, который ей показали?
Что-то еще изводило ее. Она ещё раз просмотрела оба плана, но на этот раз обращала внимание на почерк, а не слова. Первый был написан разными людьми, делающими запись о текущей или полной работе. Но второй был написан только одной рукой.
Это был Хайтауэр.
Значение было ясно. Он единственный отбирал работы, которые она видела. Сколько других, даже вовлеченных в проект перевода, не знали, что он делал — и зачем?
Винн захлопнула первый план, оставив только второй, и уставилась на третью дощечку. Промежуток между этими двумя фрагментами не был длинным, но она не могла быть уверена, что они оба были частью одного и того же предложения. И просмотр перевода не помог бы.
Это не даст ей полезную информацию, чтобы накормить Циндера и герцогиню, но она была слишком одержима, чтобы заставить себя отвернуться. Пока она читала, некоторые фрагменты заставляли мышцы ее шеи напрячься. Где-то позади нее, вышагивал из угла в угол Красная Руда.
Винн выпрямилась, всё ещё стоя на коленях и просматривая то, что собиралась зачитать. Не оборачиваясь, она спросила:
— Герцогиня когда-нибудь спускалась в Палату Падших?
Красная Руда тут же остановился.
— Нет, не спускалась, — ответил он. — Ваше присутствие там было… беспрецедентно.
Это принесло некоторое облегчение. Кроме королевской причастности к скрыванию существования текстов, возможно, она не знала об истинном вопросе Красной Руды.
— Что ты знаешь о Балаал-Ситте? — спросило она.
Последовала долгая пауза.
— Только ложь о том, что Таллухераг… Глубокий Корень… был его последним проклятием.
Винн обернулась через плечо, жалея, что здесь нет Чейна, чтобы определить правдивость его слов.
— Я когда-то слышала, что всё там было потеряно, — сказала она, тщательно наблюдая, как его глаза начинают расширяться. — Он находился под осадой во время войны… и даже силы врага не спаслись.
Красная Руда напрягся, на его правом виске проступила вздувшаяся вена.
— Слышала? — сдавленно, будто не в силах перевести дыхание, прошептал он. — Где ты могла услышать что-либо об этом месте?
Снова она не ответила ему. Вернувшись к тексту Волино, она зачитала вслух:
— «…Земле…» — начала она, и попыталась заполнить отсутствующий кусок: — «Ниже лидера песни лорда…» «…должно было преобладать, но все закончилось»… «на полпути съедены ниже».
Та последняя часть не имела смысла, но она читала вперед к тому, что действительно имело значение.
— «…даже вейелокангас… ушли в Землю… подвели желание Возлюбленного».
Видя озадаченное выражение лица Красной Руды, она пояснила:
— Возлюбленный Детей — это Древний Враг. Твой мастер назвал его «Кераваж».
Его лоб наморщился:
— Что за «вей… лок»? — начал он, но прервался.
— Это нуманский, мой родной язык, — она вернулась к тексту. — Но столь старый, что немногие узнают его. Это означает «военный запирающий» или «военный уплотняющий».
Тем не менее, она не увидела понимания в его лице.
— Предатели! — почти прошипела Винн, старательно копируя интонации Чейна. — Нарушители присяги, которые переходят на другую сторону среди войны, давая преимущество врагу. И они шли в земле… или камне!
— Ложь! — выдохнул он, и его лицо покраснело от гнева.
— Это были Ходящие-сквозь-Камень, — припечатала Винн, хотя и так было очевидно, что он понял. — Твой драгоценный Таллухираг был Хассагкрейгом… как и ты.
Красная Руда сделал быстрый шаг к ней, а морской человек поднялся в бассейне, нацеливая на неё копье. Винн была напугана, но она никогда бы не позволила ему это увидеть.
— Даже не думай угрожать мне, — предупредила она. — Держу пари, Циндер даже не осознаёт, что ты … не по тому, как он пошел на призрака, как на одного из собственных врагов.
Красная Руда мог убить её здесь, просто протянув руку. Но он не станет этого делать.
Она играла в опасную игру, которую не раз использовали Лисил и Магьер: заставь врага бояться быть выставленным хуже, чем его кто-либо когда-