— Из черепашьего панциря. С Земли.
В глазах Ферри вспыхнул отчетливый жадный блеск.
— Ну… не знаю…
— Это подарок моей матери — один из немногих, что у меня остались. Попробуйте забрать его, и я направлю Кораблю официальную жалобу.
Ферри гневно нахмурился. Рука, сжимавшая гребень, задрожала. Но взгляд старика все возвращался к серебряной сетке. Он был наслышан об этом стихоплете, который ночами говорил с кораблем, и корабль отвечал ему.
Старик в очередной раз набил что-то на пульте комконсоли и выдал самую долгую речь из всех, что Керро от него слышал:
— На нижстороне ты приписан к Ваэле таоЛини — так тебе и надо. У причала пятьдесят Б ждет грузовик. Садись на него. Внизу она тебя встретит.
Под насмешливым взглядом старика Керро запихал свое барахло обратно в мешок. «Спер он что-нибудь, не иначе, пока я ушами хлопал», — подумал Керро. Гнев Ферри был ему приятнее веселья, но перетряхивать мешок заново, чтобы проверить, не пропало ли чего, было никак невозможно. Что случилось с присными Оукса? Ни в ком из корабельников Керро не встречал такого коварства и жадности. Да еще его дыхание, отдающее мертвыми цветами!
Керро завязал мешок.
— Иди, тебя ждут, — отмахнулся Ферри. — Не трать зря времени.
За спиной поэта снова отворился люк. Выходя, Керро затылком чувствовал сверлящий взгляд старика.
Ваэла таоЛини? Никогда не слышал этого имени. «И почему так мне и надо?»
Берегись — ибо я бесстрашен и тем могуч. Я буду ждать с терпением змия и разить ядом его. Ты раскаешься в нанесенных тобою обидах.
Нервный, раздраженный Оукс сидел в тени, глядя на голографическую проекцию.
«Куда подевался Льюис?»
За его левым плечом стояла Легата Хэмилл. Тусклое мерцание проектора высвечивало во мраке их черты. Оба пристально вглядывались в изображение.
Проекция отображала коридор, проходивший за семнадцатым лазаретным отсеком, к арборетуму. Прямо на объектив шли Керро Паниль и Хали Экель. За их спинами, в конце коридора, смутно виднелся сад. Медтехник несла свой прибокс на плече, придерживая правой рукой ремни. У Паниля на поясе висели рекордер и кошелек с блокнотом и стилом. Белизна его комбинезона оттеняла черноту кудрей и бороды. Стянутая золотым кольцом коса падала на грудь. Форменными в его одежде были только ботинки.
Оукс вглядывался в каждую мелочь.
— Значит, об этом юноше сообщал Ферри?
— О нем самом.
Глубокое контральто Легаты отвлекло Оукса, и он секунду промедлил с ответом. За это время Паниль и Экель вышли из поля зрения одного сенсора, и ракурс видения камеры сменился.
— Кажется, они нервничают, — заметил Оукс. — Знать бы, что они там писали в блокноте.
— Любовные послания.
— Но зачем писать, если…
— Он поэт.
— А она — нет. И кроме того, он противостоит ее натиску. Чего я не понимаю. Вполне фигуристая особь и весьма покладистая.
— Взять его и прочесть блокнот!
— Нет! Действовать осторожно и тонко. Черт! Куда подевался Льюис?!
— Все еще не вышел на связь.
— Черт, черт!
— Его помощники утверждают, что Льюис занят какой-то… особой проблемой.
Оукс кивнул. Особая проблема — на их языке это означало что-то требующее особой секретности. Мало ли кто может подслушать. Может, и вживленные передатчики не в силах сохранить такую тайну?
Паниль и Экель остановились у дверей кабинета Ферри в медсекторе.
