обойтись только определенным участком, долей.
— И я сейчас живу в такой доле времени?
— Нет. Это оригинальная пьеса, прямое продолжение.
— Зачем Ты мне это объясняешь? Что Тебе нужно?
— Потому что ты учился на капеллана. Тебе важно знать, что испытала Хали. Я показал ей случай с Иисусом.
Во рту у Томаса пересохло.
— Лобное место? — переспросил он, чуть помедлив. — Зачем?
— Ее жизнь была слишком банальна. Она должна узнать, как далеко может зайти священное насилие. Да и тебе не мешало бы напомнить.
Томас представил себе выросшую на борту девушку, столкнувшуюся внезапно с ужасом распятия. Гнев вскипел в нем, и Томас дал ему выход.
— Ты вмешался в игру, верно?!
— Это и Моя вселенная, бес. Не забывай.
— Зачем?!
— Это только прелюдия. Паниль обнаружил расставленную тобой ловушку и избежал ее. Ваэла потерпела неудачу.
Томас знал, что не сможет скрыть восторг, — и не пытался.
— Паниль — Твоя марионетка? — задал он все же мучивший его вопрос.
— А ты?
Томас задохнулся. Ну почему все идет не так?
— Как он распознал ловушку? — спросил он, когда способность говорить вернулась к нему.
— Открывшись ей.
— И как это понимать?
— Ты не открыт опасности, как должен бес Мой.
— А Ты говорил мне, что не станешь вмешиваться в ход событий!
— Никогда не говорил Я такого, лишь обещал тебе, что никакая внешняя сила не будет управлять полетом костей.
Томас вдумался в слова Корабля, пытаясь одновременно побороть чувство глубочайшего отчаяния. Но не в его силах было терпеть.
— Ты играешь со мной! Ты можешь делать все, что Тебе вздумается, и не называешь это все…
— Ты тоже можешь сделать все, чего захочешь.
Томас застыл. Что за силы передал ему Корабль? Сам он никакой мощи в себе не чувствовал. Перед всеприсутствием Корабля он казался себе беспомощным. И к чему было упоминание о Хали Экель и случае с Иисусом?
— Мой бес, — снова заговорил Корабль. — Повторяю тебе — есть события, возможные лишь тогда, когда они непредвиденны. Ваэла испытывает к юному Панилю искреннее влечение.
«Юному Панилю!»
— Зачем Ты мучаешь меня?! — вырвался крик из глубины опустошенного сердца Раджи Томаса.
— Ты мучаешь себя сам.
— Так говоришь Ты!
— Когда же ты очнешься?
В беззвучном голосе Корабля явственно звучало разочарование.
Томас понял, что он больше не боится. Он слишком устал. И оставаться в субмарине у него не было больше причин. Оукс одобрил экспедицию. Завтра они отправятся в назначенное время — и Ваэла, и Паниль, и он сам.
— Я проснусь завтра утром, Корабль, и поведу это суденышко.
— Если бы так…
— Ты собираешься меня остановить?
Странно, но Томаса почти обрадовала перспектива прямого вмешательства Корабля.
— Остановить? Нет. Эта пьеса, похоже, должна быть сыграна до конца.
Грусть ли прозвучала в голосе Корабля — Томас не мог сказать с уверенностью. Он откинулся на спинку кресла. Между лопатками притаилась грызущая боль. Он закрыл глаза, передавая мыслью свою усталость и отчаяние.
— Корабль! Я знаю — мне ничего не скрыть от Тебя. И Ты знаешь, почему я завтра уйду в море.
— Да. Я знаю даже то, что ты от себя скрываешь.
— Теперь Ты работаешь моим психиатром?
— И кто из нас пытается заменить другого? Вот вечный вопрос.
