геологических пертурбаций на Пандоре многие ходы засыпало, и их приходилось восстанавливать. Единственным человеком, кто знал этот лабиринт в совершенстве, был глава Операторов — островитянин Твисп.
Моуз побледнел от волнения — даже до него доходили слухи о тысячах крестьян и беженцев, которые приходили за помощью к заваатанам и исчезали без следа. Да молодой монах своими глазами видел около сотни людей, которые входили в большую пещеру, а потом не возвращались. Операторы называли их посланцами к обиженным и намекали, что все они ушли во внешний мир. Моуз слушал, но до сих пор у него не было случая увидеть то, что скрывалось за слухами и легендами.
Юноша редко позволял себе вспоминать о том, что родился и провел первые годы своего голодного детства всего в пяти километрах от того места, где сейчас стоял.
«Они никогда не возвращались!»
Твисп почти физически ощутил страх, исходящий от молодого монаха.
«И зачем я его мучаю? А вот Бретту здесь понравилось…»
Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Сейчас не время тосковать по умершим друзьям. Лучшей тризной по ним будет уничтожение гнезда их убийц.
— Идем, — сказал Твисп. — Со мной тебе нечего бояться. Пора и заваатанам размять мускулы. Он ободряюще улыбнулся и первым шагнул в ярко освещенный коридор. Но Моуз стоял как вкопанный и жалобно смотрел на своего спутника. Старец обнял юношу за плечи и потянул за собой. Как только молодой монах оказался в коридоре, каменная плита со скрежетом встала на место.
— Я хочу, чтобы ты запомнил все, что сегодня видел и еще увидишь.
Моуз проглотил слюну и кивнул:
— Да… старец.
Ему удалось взять себя в руки, лицо порозовело, а ритуальные шрамы на голове и шее налились кровью. Он поплотнее закутался в плащ, словно ему было холодно, и двинулся вслед за наставником.
Здесь, в коридоре, царила какая-то первозданная тишина. После непрерывного живого гула первой палаты она не успокаивала, а настораживала. Освещали проход старинные зеленые лампы морянской работы, горящие ровным холодным светом, без копоти и тепла. Стены здесь сходились под правильными углами, что было характерно для морянской архитектуры и совершенно чуждо островитянам. Весь коридор был облицован пласталью и уходил далеко вперед, сверкающий и прямой как стрела.
Откуда-то с потолка донесся электронный голос, и Моуз снова в испуге застыл на месте, втянув голову в плечи.
— Охранный код для спутника?
— Один-три, — ответил Твисп.
— Продолжайте движение.
Лишь пройдя еще какое-то расстояние, Моуз наконец отважился спросить:
— Что это за место?
— Сам увидишь.
— А что значит «охранный код»?
— Это дополнительная проверка, — объяснил Твисп. — На тот случай, если бы ты был врагом, а я — твоим пленником. Назови я другой код, эту часть коридора полностью перекрыли бы. Не знаю, удалось бы мне тогда спастись, но тебя-то уж точно убили бы.
И Твисп усмехнулся про себя, заметив, что молодой монах ускорил шаг, пытаясь держаться к нему поближе.
— Операторы находятся глубоко под нами. Они живут под морским дном.
— Это все построили моряне? — спросил Моуз.
Коридор резко свернул налево и закончился тупиком. Твисп прижал ладонь к преграждавшей путь блестящей стене, и панель скользнула в сторону, открыв небольшую комнатушку, в которой могло уместиться не больше полдюжины людей.
— Это все построили люди, — ответил старик. — А моряне они были или островитяне… какая, в конце концов, разница?
Панель скользнула на место, и Твисп произнес одно-единственное слово: «Операторы». И комнатка почти бесшумно поплыла вниз.
— Ой, старец… — Моуз ухватился за руку Твиспа и прижался к нему всем телом.
— Не бойся. Здесь нет никакой магии. Сегодня ты увидишь еще много разных чудес. Но все они — дело рук человеческих. Со временем все наши братья и сестры узнают о них. Ну как, я был прав? Щечки-то у тебя вон как разрумянились!
Моуз улыбнулся, но до конца спуска продолжал цепляться за надежную руку наставника.
