Хали забрала у него стило.
«Берегись, — написала она. — Если они не хотят разглашать, что келп мыслит, ты можешь оказаться в опасности».
Поднявшись на ноги, Керро забелил страницу и вернул в блокнот.
— Пожалуй, придется добрести до берлоги Ферри и выяснить, в чем дело.
На обратном пути они большей частью молчали, вздрагивая, стоило попасться на глаза очередному сенсору, стоило взгляду упасть на прибокс, который Хали носила на поясе. Близ входа в медсектор Хали остановила поэта:
— Керро, научи меня говорить с Кораблем.
— Не могу.
— Но…
— Это как генотип, как цвет кожи. Если только ты не спецсозданный клон, это не тебе выбирать.
— Решить должен Корабль?
— А разве не всегда так бывает? Взгляни на себя — разве ты отвечаешь всякому, кто хочет с тобой заговорить?
— Ну, я знаю, что Корабль бывает очень занят…
— Думаю, это здесь ни при чем. Корабль или говорит с тобой, или нет.
Хали поразмыслила над сказанным и кивнула.
— Керро, а ты правда разговариваешь с Кораблем?
В голосе ее звучала отчетливая нотка обиды.
— Ты же знаешь, Хали, я не стану тебе лгать. Почему тебя это так интересует?
— Мне любопытно, что он тебе отвечает. Не приказывает, как нам, через кодеры, а…
— Что-то вроде идеальной энциклопедии — всегда под рукой?
— И это тоже. Но не только. С тобой Корабль тоже говорит через кодеры?
— Редко.
— А как же…
— Это как голос у тебя в голове. Чуть громче голоса совести.
— И все? — разочарованно протянула Хали.
— А чего ты ожидала? Фанфар?
— Я даже не знаю, как говорит совесть!
— А ты прислушайся.
Керро снова коснулся пальцем колечка в ее носу, по-братски чмокнул Хали в щеку и направился в сторону приемной Уинслоу Ферри.
Испуганные подчас наделены величайшим могуществом. Всякое шевеление жизни порождает в них бесовское безумие. Они видят и силу, и слабости, но только слабость притягивает их.
Уинслоу Ферри сидел в своем тускло освещенном кабинете, не обращая внимания на окружающий его хаос — груды лент и программных носителей, грязное шмотье, пустые бутылки, какие-то коробки и стопки коряво нацарапанных записок самому себе. Деньсторона выдалась долгой и тяжелой. В кабинете висела застоявшаяся вонь пролитого когда-то вина и пота. Внимание Ферри целиком и полностью поглощал экран сенсора в углу его рабочего стола. Взмокшая физиономия старика едва не прижималась к плоскому щитку, на котором Керро Паниль брел по коридору обок сладостно гибкой Хали Экель.
Бугрящейся вздутыми венами рукой Ферри откинул со лба прядку седых волос. Выцветшие глаза его поблескивали в изменчивом свечении экрана.
Старик напряженно взирал, как гладкое юное тело Хали плывет от люка к люку. Но его окружал запах другого тела — тела Рашель. Временами ему казалось, что Рашель Демарест состоит из одних костей и самая твердая — на месте сердца. К ее бесконечному нытью он относился с отстраненной насмешкой. Она мечтала о нем, седеющем, вечно похмельном, сморщенном, потому что нуждалась в нем. Она мечтала о власти, а Ферри всегда был близок к власти. Они стоили друг друга и, меняя информацию на выпивку, а вино — на уютное местечко или проведенную вместе ночь, в этой игре забывали ненадолго о той боли, которую причиняли каждому из них менее заботливые возлюбленные.
Сейчас Рашель спала в его каюте и видела себя во сне старшим председателем нового Совета, который вырвет власть из цепких лап Оукса и сделает Колонию самодостаточной и самоуправляющейся.
