Дождавшись разрешения, слуга вошел, выложив на стул чистое белье, несколько костюмов, рубашки и приведенную в порядок, почищенную и заштопанную старую одежду Волкова.
Глеб натянул чистое белье, выбрал подходящую по размеру рубашку, перебрал предложенные костюмы, но все они были выполнены в зеленой цветовой гамме – как Волков уже понял: любимый цвет барона, – отложил их в сторону. Избыток зеленого цвета раздражал. Надел свои походные штаны и куртку. Опоясался перевязью с клинками. Терпеливо дожидающийся слуга сообщил, что торжественный, в честь прибытия в замок наследника престола, ужин готов, и маркиза ожидают в главном зале.
В коридоре он увидел опершегося на стену нугарского рыцаря. Со скучающим выражением лица тот играл кинжалом. Лезвие клинка мотыльком порхало между пальцев рыцаря. При виде Волкова он встрепенулся, убрал кинжал в ножны и осведомился:
– Уже идем, маркиз?
– Да, не стоит заставлять ждать гостеприимных хозяев.
Сувор хмыкнул, он все еще не изменил своего мнения относительно гостеприимства барона Кайла и, в отличие от Глеба, ограничившегося одними мечами, не пренебрег доспехами.
Следуя за провожатым, они спустились на второй этаж и прошли в главный зал. При появлении Волкова все собравшиеся встали. Подскочил мажордом и провел Глеба к почетному месту во главе стола, рядом с бароном и баронессой. Сувора же усадили в конце стола, дальше всех присутствующих. Так барон продемонстрировал ему свое пренебрежение. Рыцарь стиснул зубы, катнул желваками и смолчал, но поклялся себе, что такового унижения не забудет и найдет способ расквитаться и с бароном Кайлом, и с его приспешниками, бросающими сейчас ехидные взгляды на униженного нугарца.
Глеб понимал, что отведенное Сувору место – насмешка, плевок, но им не с руки было ссориться с бароном. Сейчас во время войны важен был каждый союзник. И Волков взглядом попросил Сувора не начинать ссору.
Будь на месте Волкова кто-то другой – Сувора бы это не остановило. Никто не вправе вставать между рыцарем и его честью!
Нугарский рыцарь имел не слишком высокое мнение относительно представителей столичного дворянства и сначала подчинялся Волкову только в силу принесенной наследнику престола присяги, но за время пережитых совместно невзгод Глеб сумел завоевать уважение нугарца. Он не сочился спесью, как амельские рыцари, уважительно относился к ветеранам, не гнушался есть из одного котла с солдатами, на равных делил все тяготы пути, в свою очередь заступал в караул, нес на своих плечах раненых, лично ходил в разведку. А как лихо они вдвоем расправились с остроухими ублюдками?! Сувор аж причмокнул от удовольствия. Наследник герцога Тормахилласта заслуживает того, чтоб за ним идти… И к славе, и к смерти.
И сейчас Сувор выполнит безмолвный приказ сюзерена, даже… Даже если он не по душе…
Барон Кайл поднялся из-за стола и провозгласил, подняв вверх кубок с вином:
– Господа, предлагаю выпить за здоровье его высочества, почтившего своим вниманием наш замок.
Собравшиеся дружно подхватили верноподданнический порыв барона и дружным хором принялись славить маркиза Фаросс.
…Ужин шел своим чередом. Сидящий на почетном месте Волков вел учтивые беседы с хозяином замка, засыпал комплиментами хозяйку, вежливо отвечал на вопросы остальных, пил вино, перепробовал все блюда. Был учтив и обходителен, очаровав большую часть собравшихся. Казалось, он искренне наслаждается устроенным в честь него торжеством, но Сувор, единственный из присутствующих, кто долгое время провел в обществе маркиза, сумел заметить облегченный вздох Глеба, когда ужин подошел к концу. Кто другой мог бы счесть, что наследнику престола неприятен барон Кайл, и сумел бы использовать полученное знание к своей пользе, но только не прямолинейный нугарский рыцарь. Он уже успел узнать, что маркиз не любит ни торжественных встреч, ни толпы льстецов и больше предпочитает общество своих солдат. Странно, Сувор слышал, что раньше, до своего ранения, маркиз, наоборот, был большим любителем балов, охот и прочих развлечений, как, впрочем, и его сестра. Рыцарь Сувор должен бы быть раздражен таким пренебрежением со стороны маркиза Фаросс благородным обществом, но воин Сувор полностью поддерживал своего сюзерена. И дело не в том, что барон Кайл нанес нугарскому рыцарю оскорбление! По крайней мере, Сувору хотелось так думать…
Барон Кайл был в бешенстве. Умело скрывая свои чувства, он, как и Волков, с нетерпением дожидался окончания торжества. Вот только причины были совершенно другие. Возможно, кто-то из давних приятелей-вассалов и смог уловить бушевавшее в бароне раздражение, но сделал из этого ошибочные выводы. Они решили, что раздражение Кайла связано с теми знаками внимания, которые оказывал молодой маркиз супруге барона. Глупцы! Как и большинство дворян, барон вынужден был жениться не по любви, а по расчету. Брак был выгоден обоим семействам, и барон согласился, но не испытывал к жене пылких чувств. А после рождения наследников и вовсе счел, что сполна выполнил долг перед родом, благо что пышненькие, грудастые служаночки и крестьяночки всегда готовы были скрасить ночку сеньору. А жена… Да что в ней проку, худосочной? Даже подержаться не за что! Давно бы сплавил ее в какую-нибудь обитель Всеотца, не будь священники в таком загоне в герцогстве. Так что ни заигрывания маркиза, ни поведение супруги, благосклонно принимающей оказываемые знаки внимания, не могли вызвать у барона недовольства. Наоборот, в другой ситуации он бы еще порадовался и принялся высчитывать открывающиеся перспективы. Сейчас же его больше беспокоил сам приезд маркиза.
Барон Кайл не был отъявленным подлецом, но он был трезвомыслящим и расчетливым человеком и предвидел грядущие неприятности со стороны туронского маркграфа. Барон понимал, что земли до Каоры для герцогства фактически потеряны, а значит… Значит, нужно устанавливать связи с будущим повелителем Альгердом, а укрывательство маркиза – не лучшее начало плодотворного сотрудничества. И что теперь делать? Выдать маркиза маркрафу?
