тем не менее – деваться было некуда. Сутенёр прекрасно понимал, что от такого приза никто не откажется, а значит, если не он – то работу возглавит кто- то другой. А в этом случае некий полковник Карасов окажется не только не при делах, но ещё и слишком много знающим. Уж ему-то было известно, что происходит с такими «многознатцами»… А вот если приз окажется в руках – вот тогда будет возможность поторговаться. Или даже… Нет, об этом думать рано.
Сидя в бункере объекта «Центр», Сутенёр с раздражением наблюдал суету научника – тот плясал вокруг своего Прибора, как шаман вокруг костра. Лысоватый очкарик так и величал дурацкую коробку – не иначе как с придыханием и с подчёркнуто большой буквы: «Прибор», вызывая усмешки у личного состава, который с этим термином связывал совсем другие ассоциации. Этот синий железный ящик имел какое-то научное многословное наименование – то ли инвертор, то ли конвертер, то ли ещё что-то такое в том же роде, плюс какие-то греческие буквы. Полковник не имел ни малейшего желания запоминать всю эту скучную лабудень, однако пребывал в твёрдой уверенности, что если устройство требует непрерывной настройки (а именно этим и занимался всё время научник, вращая какие-то рукоятки и глядя на стрелочки), то практически оно говна не стоит. Тем более что испытать эту штуку заранее было по очевидным причинам невозможно, а значит, сработает она или нет, никто толком не знал. Ещё одно неизвестное в многосложном уравнении этой операции.
Вторым раздражающим фактором стал сам научник – человек вызывающе штатский. Остальные шестеро были личными бойцами Сутенёра, преданными и натасканными, как волкодавы, и в них полковник уверен. А эта лысая шелупонь ещё и вела себя с омерзительной фамильярностью, называя его по имени и обращаясь снисходительным таким тоном, как к туповатому подростку. Чувствовал, лядь, свою незаменимость, но не понимал, что она временная. Бойцов яйцеголовый и вовсе игнорировал, лишь повелительно гундел: «Подайте то, принесите это!» Карасов видел, что ребята уже готовы свернуть очкарику его тонкую шею, но дисциплина сдерживает. Ничего, пусть пока – злее будут, – а там посмотрим.
Час «Х» не был известен точно, более того, научник предполагал, что: «событие не имеет точной временной локализации, а представляет собой относительно продолжительный процесс». Что он имел в виду – хрен его знает. Видимо, это означало, что сидеть в бункере придётся долго. Впрочем, бойцам не привыкать – кто-то спал, кто-то чистил оружие, кто-то жрал тушёнку, привычно вскрыв банку штык-ножом. Солдат спит – служба идет… Когда очкарик кинулся к своему прибору с глупым кудахтаньем, Сутенёр не сразу понял, что вот оно – началось! Железный ящик запищал и заморгал лампочками, а научник принялся крутить рукоятки с удвоенной скоростью. Его причитания про «неправильный вектор поля» и «нестабильность эффекта» сразу вызвали у полковника подозрения: что-то идёт не так, однако он сдержался и не стал того отвлекать – как бы хуже не вышло. Лампы освещения почти неуловимо моргнули, и попискивание Прибора перешло в высокий непрерывный свист. Научник, похоже, растерялся – оставив в покое свои верньеры, он, выпучив глаза, смотрел на пляску стрелок. Потом, спохватившись, схватился за идущий от аккумуляторного блока кабель и, шипя, сорвал его с клеммы. Похоже, клемма всерьёз нагрелась – очкарик тряс обожжённой рукой и тихо ругался… И тут в глазах полковника начало быстро темнеть, а за горло схватило моментальное удушье. Ему показалось, что пол становится вертикально, а лампы мигают веселой дискотекой. Сползая со стула, он увидел, как оседает на бетонный пол бледный как мел научник. «Газ пустили!» – мелькнула в голове дурацкая мысль – и полковник потерял сознание.
Придя в себя, Карасов долго не мог понять, почему мир видится ему в таком странном ракурсе. Сознание возвращалось медленно и неохотно, как после сильной контузии. Через некоторое время он сообразил, что низкий деревянный потолок – это нижняя поверхность стола, а значит, он лежит на полу. Повернув голову, он тихо застонал от пронзительной боли в затылке. «Кто это меня так по башке треснул?» – подумал полковник, но почти сразу вспомнил всё – пронзительный писк прибора, падающего научника… Тот и сейчас лежал на полу на расстоянии вытянутой руки. Карасов никак не мог понять, дышит он или нет. Тело ломило от запредельной слабости, и руки не слушались. «Если жив – убью суку! – подумал полковник, глядя на лысый затылок профессора. – Что-то напортачил, лядь ученая!» Слабость постепенно проходила, и вскоре Карасов смог подняться на четвереньки, и подползти к очкарику – впрочем, очки его пребывали неизвестно где. С трудом перевернув хлипкого учёного на спину, он отметил тянущуюся из угла рта струйку слюны и закатившиеся глаза под полуприкрытыми веками. «Кажется, дышит», – прислушавшись, понял полковник. Можно было бы поискать в медицинской сумке нашатырь, но Сутенёр знал более простой способ – ухватив научника за кисть левой руки, он изо всех сил сжал точку между указательным и большим пальцем. Тело очкарика дёрнулось, глаза раскрылись и немедленно выпучились от боли. Учёный резко сел, но, зашатавшись, начал валиться на спину. Полковник схватил его за шиворот и не дал упасть.
– А ну отставить обморок! Подъём, мля! Ты мне сейчас всё объяснишь, сука! – прошипел он.
Научник пару секунд смотрел на полковника непонимающими мутными глазами, а потом медленно встал и, шатаясь, побрёл в туалет. Оттуда донеслись звуки сильной рвоты. Сутенёр поднялся на ноги – голова закружилась. Однако он, преодолев секундную слабость, огляделся. На ближайших койках, закатив глаза, лежали его бойцы – Абрек и Кирпич. Больше в бункере никого не было.
Полковник ворвался в санузел, когда научник, проблевавшись, дрожащими руками умывался под краном. Схватив его за воротник, Сутенёр поволок полузадушенного очкарика в бункер и почти ткнул носом в пустую койку:
– Где мои бойцы! Отвечай, быстро!
Научник аккуратно освободил воротник и вежливо, всё тем же примирительным тоном, как взрослый ребёнку, сказал:
– Видите ли, Сергей, поле оказалось нестабильным, и я принял решение…
Полковник, дико оскалившись, молча и страшно ударил его под дых. Научник отлетел к стене и, врезавшись в неё спиной, сполз на пол. В его