устройство, при этом собрали так, что после активации обезвредить его было невозможно, и после обеда припёрли в класс. Овца, как и предполагалось, раздал нам на разминирование взрывные устройства в точно таких банках. Изобразив мучительную работу мысли на челе, я привлек внимание препода. Как бы сомневаясь в правильности своего решения, я попросил Ванюшковича придержать пусковую пружину. Тот с видом профессора – нет, даже академика – снизошёл до помощи нерадивому студиозу и перехватил пружину. Моментально я скомандовал: «Валим», – и заранее предупреждённые курсанты галопом ломанулись из класса.
– Трофимов, – грозно спросил Овца, – как это понимать?!
– Банка на неизвлекаемости. Внутри дерьмо. Мы за дверью, – на ходу отрапортовал я, выбегая вслед за остальными.
Овца был упорным военным. Десять минут он пытался обезвредить банку. На одиннадцатой раздался «бабах», и скоро в дверях появился герой дня: весь, абсолютно весь он был изгваздан поражающим элементом. Свидетели легли от смеха, а Овца в таком виде, оставляя следы поражающего элемента на полу и им же пованивая, направил свои стопы в кабинет к Одину. Чуть позже мы узнали, что загадить кабинет начальника он не смог, ибо на подходе столкнулся с прибывшим для инспекции Петровичем, и, трусливо капая поражающим элементом, ускакал в душевую. А мы, напялив заранее приготовленные ОЗК, пошли отмывать класс от наших художеств. Остальные курсанты, в качестве благодарности за доставленное удовольствие, помогли нам с уборкой. Именно в этих самых ОЗК мы и были вызваны к начальнику школы. Судя по красным лицам Одина и Петровича, они только что закончили дико ржать. Напротив них, в одном полотенце на голое тело, стоял озябший Ванюшкович, а рядом с ним, держась за стену, всё ещё ржал дежурный офицер.
– Так, голуби мои сизокрылые, – с трудом сдерживая рвущийся смех, обратился к нам Один. – Судя по вашему виду, класс вы уже отмыли?
– Почти.
– Молодцы. Теперь о наказании, – Один задумался. – Петрович, есть предложения?
Зимин гоготнул, прокашлялся и предложил:
– Тут только «Радиаторная». Две стены.
– Согласен, – кивнул Один. – Завтра с четырех утра приступить.
– Есть с четырех утра, – отрапортовали мы и убыли домывать класс.
«Радиаторная» – чердак основного корпуса, двадцать метров в ширину. На одной стороне сложены старые чугунные радиаторы на восемь колен. От пола до потолка, в четыре ряда. Провинившиеся должны перетащить их от одной стены к другой, сложив аналогичным порядком, – это одна «стена». Две «стены» означает, что, перетащив радиаторы к противоположной стене, виновники обязаны вернуть всё «как было». Ронять нельзя. Перерывы на отдых строго через полчаса. Время начала наказания устанавливает офицер. Время окончания экзекуции – по факту переноса радиаторов. Это был наш пятый за два месяца поход в «Радиаторную». Именно из-за этого мы и опоздали на первое занятие по ножевому бою.
– Ну со мной такие фокусы не пройдут, – усмехнулся лысо-бородатый препод.
– Зарекалося теляти да волка поймати… – пробубнил Марся.
– Что?! – снова заорал преподаватель. – А ну упор лежа принять!
Мы послушно бухнулись на пол.
– Это всех касается, уроды! Курс залёг.
– Делай раз, – начал он отсчет отжиманиям, и мы согнули руки. Пять секунд:
– Делай два! – Мы разогнули руки.
– Делай раз! – десять секунд:
– Делай два!
Я посмотрел на зевающего Марсю. Его, как и меня, не пугала ближайшая перспектива провести полдня за отжиманиями. Даже после «Радиаторной». Нас с ним и ещё восемь человек с курса готовили по программе «Чистильщики», сиречь – убийцы. А начальник нашей кафедры, легендарный Киса, силовую часть подготовки разрабатывал совместно с нашим будущим командиром – Зиминым. А это были те ещё… садисты. Поэтому, в отличие от основной массы, на потуги препода мы положили два килограмма презрения. Через десять минут инструктору надоело, и он нас поднял.
– За косяк одного из вас будет страдать весь курс. Усвоили? – и внимательно посмотрел на меня.
– Как «Отче наш», – поклялся я.
– А ты его знаешь, «Отче наш»-то? – вдруг не в тему спросил он.
Вместо ответа я начал читать молитву:
– Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твоё! Да приидет Царствие Твоё…
– Стоп. Понял, – он как-то по-другому посмотрел на меня. Уважение во взгляде мелькнуло, что ли. – Закончили с лирикой. Перейдём к разминке.
И мы перешли. За сорок минут разминки ухайдакались так, что основное занятие можно было не начинать. Только «чистильщики» держались бодро. Дышали тяжело, но бодро. Препод разминался наравне с нами. Но, в отличие от нас, дышал ровно, чуть-чуть вспотев.
– Становись.
Сорок разновозрастных, потных и тяжело дышащих тел построились в четыре шеренги. По специализациям. Он с усмешкой посмотрел на нас и
