– Рана довольно серьезная и требует немедленной обработки. Тут вообще может идти речь о потере ноги. Но он упрямится. Даже угрожает оружием, – пожал плечами Рощин.
– Пусть сначала вымоет руки с мылом, обработает их и инструмент хлебным вином, и только потом я позволю ему прикоснуться к себе, – упрямо гнул свое Иван.
– Вот видишь, Ирина Васильевна, – безнадежно вздохнув, произнес Рощин.
– Ты больной, Иван? – возмутилась княгиня.
– Нет. Я тяжело ранен, – набычился парень, чувствуя, как все сильнее пульсирует нога, но и не думая убирать пистолет, правда, и ни на кого не направляя его.
Ч-черт! А сколько там положено держать на ране тугую повязку? Пр-роклятье. Иван изловчился и, достав нож, перерезал жгут. Тут же почувствовал, как дергать стало еще сильнее. Но кровь из раны вроде не пошла. Может, и не пойдет, если он не станет лишний раз шевелиться.
– Ты что делаешь? Изойдешь кровью! – вскинулся профессор.
– Не изойду. Пусть кровь малость побегает по жилам, – возразил раненый.
– Ваня…
– Ирина Васильевна, я все сказал. Лучше уж я изойду кровью, чем буду метаться в горячке из-за антонова огня.
– Ну ты…
Ирина резко обернулась и стрельнула взглядом в Глашу, появившуюся в гостиной с чистой бутылкой в руке. Та сориентировалась сразу. Слышала раньше, о чем тут была беседа. Поэтому отставила бутылку в сторону и, вооружившись кувшином, начала лить княгине на руки.
Покончив с этим, Хованская искупала в водке инструменты. Разложила их на чистой тряпице. Обернулась к Ивану и рассерженной фурией выставила перед собой руки.
– Так нормально? – процедила она.
– Так нормально, – краснея, буркнул Иван, давая понять, что она может приступать.
Профессору не оставалось ничего иного, кроме как последовать примеру княгини. Да у него попросту не было иного выбора.
– Погодите, – остановил Иван эту бригаду хирургов. – Глаша, вино там осталось?
– Да.
– Неси сюда.
Встряхнул графин, где плескалось еще граммов двести водки, и единым духом опрокинул прозрачную жидкость в себя. Голодный, молодой и непривычный организм. Опьянеть должен быстро. Ни о какой иной анестезии не могло быть и речи.
– Ну чего глядите? Режьте.
– Что? – не понял Рощин, уже державший в руках какой-то зонд.
– Я говорю, рану взрезайте на всю глубину и расширяйте.
– Иван, ты головой ударился? – вновь начал злиться профессор.
– Еще год назад. Но это не имеет никакого значения. А как ты собираешься чистить рану, Христофор Аркадьевич? Ковыряться во мне этой железякой? Режь, говорю.
О. А язычок уже заплетается. Быстро. Ну да чему тут удивляться. Прибавить сюда еще потерю крови, и картина будет полной. Черт! Пока тут ругался, совсем забыл.
– Глаша, неси бутылку. Н-да. Не могли бы вы все отвернуться?
– Что ты еще задумал? – возмутилась Ирина.
– Так. Сущая безделица.
Пришлось помучиться, но все же у него получилось помочиться в бутылку. Долго держал. Накопилось изрядно. Должно будет хватить. Во всяком случае, сейчас ничего более умного не придумать. А рану промыть надо. Вообще-то подобный способ рекомендуется только в самых что ни на есть полевых условиях. Ну да здесь именно такие и есть. Да даже хуже! Кругом одни вредители!
И как только он не отключился, пока резали и в особенности промывали рану мочой? Непонятно. А вот матерился, шипел и рычал исправно. Куда там медведю или тигре зубатой. Он их всех перещеголял. Потерял изрядно крови. Только и достало сил проконтролировать, чтобы перед тем, как зашить рану, установили дренаж. Ну какой смогли, из корпии, промытой все той же мочой. Последнюю водку он выдул самолично, дезинфицировать больше нечем. Ну и провалился баиньки, едва лег последний шов.
– Странный он какой-то, – глядя на провалившегося в забытье Ивана, произнес Рощин.
– Странный, – окинув взором бледное лицо с упрямо сжатыми губами, согласилась княгиня.
В этот момент в гостиную вихрем ворвался Николай. Нет, он конечно же был рядом со своим другом, когда того грузили на сани. Но француз заверил цесаревича, что отменять охоту только из-за того, что кто-то получил ранение, попросту глупо. И Николай не стал спорить. Но все же решил пораньше
