поступит так, как и положено поступать иностранке благородных кровей.
Да и до княжеской ближе.
Невысокое здание производило приятное впечатление – крыша недавно покрашена, у входа – скамеечки для тех, кто по каким-то причинам вынужден ждать. Скамеечки пустуют – благородные господа предпочитают оговаривать доставку посланий прямо домой. А вот внутри было людно.
Бела быстро узнала, что карета в Сибу уже готова к отправке, и попросила дождаться ее посылки.
Вежливый служащий пригласил зарегистрировать отправление и ушел предупредить кучера.
Бела быстро записала адрес – Сибушская станция, до востребования. Сделала отметку о приоритетном хранении. В качестве получателя по давнему уговору был обозначен Сибушский храм Заточенных богов.
Управилась она быстро, служащий все не возвращался, и потому она стала прислушиваться к разговорам. Люди рассуждали о погоде, делились новостями и сплетнями. Обычные скучные разговоры, какие ни к чему не обязывают и какие можно вести в дороге, не боясь сболтнуть или узнать чего- нибудь лишнего.
И вдруг:
– …можете мне поверить, госпожа Маргред, это совершенно точно. У моего хозяина маленькое дело в Моравии. Совсем маленькое. Так вот он, как переходит горы, всегда останавливается в Агдоле. А тут до деревни не дошел – лошадь подкову сбила. А с ним обслуга – два опытных солдата, один даже в гусарах ходил. Серьезный мужик, я его видел. Пришлось им остановиться на ночь в пещере. Да-да, в той самой. В этом нет ничего особенного, в ней многие останавливаются. Она сухая, просторная. Если сильный дождь, можно даже телегу загнать внутрь – там вход широкий. Только его снизу не видно, надо по верхней дороге ехать. Так вот. Прямо у входа в пещеру он нашел человека. Человек был весь обожжен и бился в агонии. И все время повторял: «Огонь, огонь». Пока не умер. Вот хозяин мой и приказал обследовать пещеру. Его ребята пошли посмотреть – глядь! А купола-то проклятого и нет! Снял кто-то купол. Надо понимать, вернулся Князь Мертвецов. И правду деды говорили – там, где тот купол был, теперь каменный лабиринт. Я толком не понял, на что он похож. Не стану ж я самого хозяина расспрашивать…
Белала резко обернулась.
Историю эту поведал невысокий кряжистый мужчина лет сорока или чуть больше, судя по одежде, слуга из богатого дома. Рядом возвышалась статная женщина примерно тех же лет в темно-вишневом платье, сшитом из дорогой ткани не слишком ловким портным. Ее Белала в уме сразу назвала «купчихой». Купчиха задумчиво кивала – не иначе, новость уже сегодня пойдет гулять по ее друзьям и знакомым.
И тут выяснилось, что новость эта уже не совсем новость – высокий посыльный от почтовой службы подтвердил:
– Из Агдоле и нам вчера отписали. Купола и вправду больше нет. Вот только неизвестно, снял ли его сам Князь или кто-то еще. Трудно поверить, что он еще жив. Столько лет прошло…
Люди с азартом принялись обсасывать новую тему, а Бела оглядела зал. Нужен лист бумаги, любой, хоть бы и самой дешевой. Перо, чернила. Это очень важная новость. Возможно, самая важная из тех, что ей удалось раздобыть!
Она закончила писать, присыпала письмо песком. Так. Теперь нужно его запечатать! Она высмотрела стол, подле которого печальный работник топил на спиртовой горелке сургуч.
Когда вернулся служащий, печать застыть еще не успела. Бела так и шла до самой кареты – с пакетом отцовых отчетов в одной руке и с свежезапечатанным письмом – в другой.
Возвращаться домой не хотелось. Солнце беззаботно танцевало на красных крышах, посылало во все стороны солнечных зайцев. Кожу обдувал легкий ветерок, в котором не было и следа того сладкого аромата из сна. Белала поймала себя на мысли, что всю дорогу подспудно ждала его появления. А здесь, на улице, днем, когда нет даже намека на запах факельного масла или хотя бы печного дыма, можно немного отдохнуть. Расслабиться. И не возвращаться домой.
Белала отпустила карету.
Ноги несли ее по тем улочкам и переулкам, где меньше шансов попасть в толпу или встретить знакомых. Мысли тянулись путано, так же как эти узкие неровные улочки. Сейчас, днем, когда ночной морок исчез, не оставив следа, она не могла понять, почему и в ночь обряда, и в этом сне ей все казалось правильным? Сейчас, словно выбеленные солнцем, события представлялись ей странными и страшными. Возвращаться в общину, даже видеть кого-то из ее членов, Беле не хотелось. Убийство вдруг стало просто убийством. Дым, который плыл тогда по залу, наверняка содержал какие-то дурманящие вещества. Но почему сегодня сон был таким реалистичным?
Бела поежилась, как от внезапного озноба. А если такие сны ей будут являться каждую ночь? Если каждую ночь она будет радостно и с удовольствием идти на смерть? Может, однажды она привыкнет и пройдет эту дорожку уже наяву? Да нет, бред.
И неужели все остальные члены общины испытывают то же самое? И им это нравится?
Ей отчего-то казалось, что она одна такая.
Пожалуй, о составе яда можно узнать по тому, как она чувствовала себя утром…
Хотелось пить. Что еще… тошнота. И руки дрожали. Все?
