Дыхание её стало спокойнее, ровнее. Керье уже плюнул на свои мышцы, нытьё которых постепенно перешло в полную бесчувственную тишину. Колени, утопающие в густом ковре, не жаловались вообще, а плечам было ах как хорошо: на них возлежали её тонкие, нежные руки.
— Керье, — тихонько спросила она, и в голосе её уже была насмешка, сила и жизнь, привычная каждому из них, — ты там не устал?
— Устал, Ваше Высочество, — честно ответил тот, зная, что Лагер бы возмущённо соврал, и одновременно понимая, что так будет лучше.
— Зато мне хорошо.
— Я так рад...
— Я чувствую странную интонацию в твоём голосе, мой страстный Керье.
— Вам кажется, моя Принцесса... Простите, Ваше Высочество.
— Нечего извиняться, — она поправила волосы, отстраняясь, приподнимаясь и медленно усаживаясь обратно в кресло, потягиваясь гибко, словно кошка, — я ведь действительно твоя Принцесса, самая настоящая... Отчего ты так хорош, Керье?
— Э-э-э...
— Нет, вправду. Ты лучше других, и дело не в том, что умнее, это не так. Но почему же ты такой надёжный, что мне даже не хочется тебя наказать?
— Не знаю, Ваше Высочество. Нет, вправду.
— Не знаешь, — Инфанта прищурилась, улыбнулась, прибирая локоны пальчиками, играя ямочками на щеках, — не знаешь... Ты знаешь, зачем я привела тебя сюда?.. — Глаза её внезапно сузились: — Не лги мне, Керье, отвечай только правду.
— Мне показалось, Ваше Высочество, вам было одиноко, и... захотелось тепла.
— Не стану отрицать, — поднимаясь с кресла, протягивая руки вверх, вытягиваясь и чуть выгибаясь всем станом, привставая на цыпочки, обрисовываясь каждым изгибом тела под мерцающим скатом платья, согласилась она. Шагнула в сторону, на цыпочках, замерла, опираясь на полированные брусья стены. — Но только ли за тем?
— Не знаю.
Она внимательно смотрела на него, чуть склонив голову набок, словно прицениваясь или пытаясь задержать дыхание, увидеть неподвижное. Взгляд её стал серьёзен, прищуренные глаза темны.
— Если судьба потребует от тебя сделать что-то страшное, крайнее... ты сможешь? — спросила она, и тишина, наступившая тотчас после вопроса, была звенящей.
— Не отвечай, — приказала она, когда он попытался что-то сказать. В голосе её блеснуло недовольство, стен коснулся тяжелеющий гнев. — Я вижу, не сможешь.
Она отвернулась.
— Не сможешь, и даже не думаешь о том... — Керье молчал, — даже не пытаешься понять. — Она резко развернулась и придвинулась на широкий шаг, так, что телохранитель увидел каждую чёрточку её почти детского, сейчас едва не капризного, явственно гневного и пылающего лица.
— Вы знаете, Принцесса, — решительно и быстро сказал он, не опуская взгляда, чувствуя, что, возможно, предоставляется редкий случай хоть в чем-то понять Инфанту, и желая использовать его, — что ради вашей безопасности и вас каждый из нас готов на все. Знаете, что, не принимая многого из того, о чем вы приказываете и что так любят Большой, Лагер и Месрой, я даже не моргаю, получив ваш приказ. Следуя вашему пути, я способен практически на все. Но я не понимаю, о чем вы спрашиваете меня сейчас.
— Не понимаешь, — фыркнув, согласилась Принцесса, — куда уж тебе. Даже убийца, и тот не понимает. И не поймёт до тех пор, пока не придётся вытащить нож. Но так будет лучше. — Голос её стал мелодичнее, спокойнее, лицо смягчилось, Инфанта почти улыбалась, глядя на него. — Я уверена, в нужное время сможешь и ты... Остаётся всего лишь ждать... Иди, Керье. Ты свободен, отправляйся.
Телохранитель не промедлил ни секунды, ни о чем не спросил. Шагнув к месту входа, он по привычке закрыл глаза, хотя перенос сюда был совсем не сродни телепорту, не сопровождался синей вспышкой и не мог ослепить.
Принцесса произнесла неразличимо тихое, длинное слово, или несколько слов, — и он беззвучно, мгновенно исчез, появляясь невыразимо далеко — в материальном мире, на людской земле.
Катарина не желала долго оставаться здесь одна. Каждый визит сюда стоил ей слишком дорого, хотя бывать здесь приходилось примерно раз в месяц или два. Керье стал вторым после Даниэля, кого она приводила сюда.
Задумчиво глядя в тускло переливающееся зеркало, запечатлевшее медленные шаги, Принцесса глубоко вздохнула несколько раз, прикасаясь к своему кольцу, здесь увенчанному бриллиантом наполовину мёртвым, не связанному ни с кем и никак.
— Глупо, — сказала она, — так глупо... но кто же знал, что мне будет так не хватать тебя...
Пальцы Принцессы бездумно и нежно гладили алое ожерелье, невидимое и существующее лишь для неё. Мысли её текли одна за другой, и не было лишь одного — чёткой, непоколебимой уверенности, которая правила в её сердце раньше.
Мир был сильнее её, и она это понимала. Очень сложно было понять, что сильнее целого мира мог оказаться одни человек, отчаяния которого
