известно, кроме того, что ходят по любым землям и бьются со всеми. И, понятное дело, твари. Куча всяких, на любой вкус, выползают неведомо откуда. Дети проклятия. Возмездия Алой Госпожи. Все грызутся между собой за землю, потому что в ней главное богатство. Объединяются только против тварей, когда их совсем уж много. Бывало, здесь запирались от бешенства человек под двести. И выдерживали те еще осады... Да и то, Свободные — те всегда себе на уме. Говорят, у них с тварями свои дела.
— Чем вы тут живете? — спросил Даниэль, слышавший, что именно из Диких Земель поступает большинство убитых или пойманных живьем чудовищ всех образцов, и частей их тел, странных растений, живых и мертвых, плотоядных и обычных, необычных камней и не такой, как везде, земли. В общем, вещей, за которые любой из магов заплатит довольно много, не скупясь. Потому что, например, порошок из перетертого рога искряка, насколько юноша знал, значимо усиливал разрушительную мощь колдовской молнии, на что бы она ни направлялась — на камень, чтобы раздробить, или на человека, чтобы уничтожить, не говоря уж о пресловутом Огненном камне для практически всех заклинаний с использованием энергии огненного плана.
Но при всем этом Даниэль не совсем понимал, как расписанная во множестве баек и слухов система добычи и доставки работает со стороны тех, кто живет в этом аду, ежедневно рискуя не просто умереть, а ступить на тропу, начинающую долгую и мучительную смерть.
По воле всесильной судьбы он оказался на краю цивилизованного мира, там, откуда, по легендам, нет выхода, и теперь задавал людям, живущим здесь, вопрос чуть ли не чисто торговый... Это ничуть не смущало его. Даниэль чувствовал, что должен знать, как тут живут. Знать, чтобы впоследствии выжить самому.
Кроме того, все эти люди, как он понял, единожды увидев его в деле и осознав, что именно его воля спасла каждому из них жизнь, теперь ожидали от него нового спасения.
— Хм, — не совсем понимая, к чему этот вопрос, но явно пытаясь нащупать заключенный в нем глубокий смысл, Гери помедлил немного, затем ответил, собравшись с мыслями, весьма уверенно и спокойно:
— У нас законы такие. На каждом клочке земли свой хозяин и его свита. Только насобирав, добыв установленное Хозяином, можно начинать работать на себя. Потом, когда заработал достаточно, можно выкупаться у Хозяина и становиться свободным. В смысле, получать провожатых до границ Двуречья, или вниз по реке, в Даргир, Видму или в Гаральд. В зависимости, кто откуда пришел, уходят в другое место. С деньгами некоторым удается устроиться заново. Очень даже хорошо.
— Ясно. — Даниэль кивнул, не глядя на полурослика. Ему показалось, что впереди брезжит скудный свет. — Значит, каждый Хозяин заправляет в своей земле? — спросил он. И, не дожидаясь кивков со всех сторон (всклоченный уже перетащил сюда оба стула и уселся рядом, старик-карн повернулся и внимательно прислушивался к беседе, а схарр, Варх и Ван уже притащили сюда сковороду с недожаренным мясом, нарубленными и намешанными в масле полупропеченными овощами, пару кувшинов пива, кружки, хлеб, миски и сыр), добавил: — Каждый из них может так просто... ничего не опасаясь, по своей земле ходить?
— В смысле... — сначала не понял полурослик, затем хмурь на его лице разошлась, и он ответил:
— Понятно, а то как же?!. — По выражению его лица было видно, что речь идет о самом основном, привычном и главном. — Каждый Хозяин со своей землей связан, и на ней ему беспокоиться не о чем. Это, верняк, сама Хозяйка в древности завещала, чтобы людей здесь сразу не сожрали, и не кончились мучения рода человеческого.
— Он что, настоящий Хозяин? — с некоторым удивлением спросил Даниэль, глядя на маленького схарра, присевшего на край стула слева от него и взирающего на взрослых громадин с внимательным прищуром, черными бусинками глаз.
— Нет, конечно, — усмехнулся Гери, — просто ключи первый с него снял, с остальными своими не пошел, сказал, останется и будет жрачку готовить. Вот и...
Даниэль кивнул. Задумался. Свет впереди не становился ярче, и что-то, контурами своими обозначенное всем высказанным, от осознанного понимания было пока сокрыто.
— Скорее всего те, кто бежал, думали уйти в ближние кланы, — снова вступил в разговор Иннар, — и если им это удастся, значит, они живы, хотя весь сбор придется начинать сначала. Но вышли они отсюда ночью и, вполне может быть, никуда не дошли.
— Давайте поедим, что ли? — предложил вдруг собачий сын, уже давно шмыгающий носом. Пахло и вправду хоть куда, Даниэль ощущал зверский голод. — Говорить и так можно.
Воин в черном молча кивнул и стал накладывать себе в миску.
— Есть нож? — спросил Даниэль у повара-малыша. Тот хотел было подняться, чтобы сбегать на кухню, но песий сын вытащил из-за голенища тускло блестящий кинжал и протянул его аристократу. Тот кивнул, благодаря, вытер лезвие платком и приступил к еде.
Остальные переглянулись и тоже стали есть.
— У вас самих есть план? — спросил Даниэль, когда первый голод был утолен, слушая, как чавкают, хрустят и хлюпают остальные, — все, кроме полурослика и, как ни странно, маленького схарра, который ел очень аккуратно, так же как и Даниэль, пользуясь вилкой и коготками, вполне заменявшими ему десяток крошечных, очень острых ножей.
— Мыслей две, — ответил Иннар, отодвигая тарелку и вытирая масленые руки о штаны. — Или подумать, каким путем будет лучше, и ломить отсюда,
