– Какие у вас к тому доказательства, сударь?
– Прежде всего ваши собственные математические выводы, в известной мере интуитивные, но верные, уважаемый метр! Вы с глубоким проникновением в суть вещей блистательно определили период возможного повторения необычайного сочетания выпадающих на костяшках очков.
Массандр побагровел и обратился к судьям:
– Тогда, досточтимые судьи, пусть советник парламента разъяснит суду, что общего между случайно удачным ударом шпаги и неудачным броском костяшек?
– Там и тут действует математическая вероятность, что, несомненно, поняли и без меня досточтимые судьи, – почтительно ответил Пьер Ферма.
– А почему бы вам не вспомнить, скажем, случайное падение с лошади с увечьем упавшего?
– Но за это не судят посторонних людей, не требуют им смертной казни, как делаете это вы, уважаемый метр, в рассматриваемом деле.
– Не хотите ли вы сказать, что ваша арифметика может опровергнуть юридические факты?
– Я лишь хочу сказать, что математика способна оказать следствию неоценимую услугу.
– Досточтимые судьи! – взмахивая мантией, как черным крылом, воскликнул Массандр. – Взываю к вашей мудрости и верноподданническим чувствам к королю и его высокопреосвященству господину кардиналу! Здесь, в этом священном зале Справедливости, нас хотят убедить в том, будто ловкость счета, полезная лишь в торговом деле, может рассматриваться как юридическое доказательство! Справедливость, которую воплощает собой король, а здесь его слуги, досточтимые судьи, – это высшее проявление разума человеческого, она подобна вере, истинной и нерушимой.
– Веровать можно в господа бога, а верить должно фактам и доказательствам, почтенный метр, – парировал ответ прокурора Пьер Ферма.
Поскольку спор перешел на теологическую тему, то по традиции судьи не решались его приостановить.
Массандр яростно ухватился за последние слова Пьера Ферма.
– Да позволено будет мне вспомнить в таком случае об утверждении некоего Картезиуса, который убеждал в своих сочинениях, будто все вокруг познается лишь опытом и исследованием, и, пренебрегая истинной слепой верой, то есть верованием в господа бога, пытался доказывать арифметически его существование. В тщетных попытках начинающего советника парламента я усматриваю такое же пренебрежение устоями святой церкви, как в учении Картезиуса, и призываю досточтимых судей напомнить советнику парламента, что в зале суда нет приверженцев равно отвергнутого и святой католической церковью, и даже заблудшими гугенотами нечестивого Картезиуса.
Пьер Ферма внутренне поежился. Картезиус, опять Рене Декарт! Как неожиданно появилась теперь его тень перед ним! Массандр использует все приемы красноречия, чтобы отвратить судей от аргументов в пользу обвиняемого.
Но Пьер Ферма недаром владел математикой и тем, что мы называем в наше время математической логикой, он предвидел такой возможный поворот в судебной дискуссии. Судьям трудно провести аналогию между случаем при игре в кости и происшествием на дуэли, хотя и одинаково невероятных, но возможных. И поэтому он заготовил неожиданный для прокурора и досточтимых судей удар:
– Я ценю завидную начитанность уважаемого метра Массандра в латинских сочинениях Картезиуса, мне знакомых…
– Которые запрещены специальной буллой святого папы римского как богопротивные, – прервал Пьера Ферма Массандр.
– Я отнюдь не склоняю досточтимых судей к заблуждениям Картезиуса, но я уверен, что они, истые ревнители святой католической веры, не уподобятся языческой богине правосудия с завязанными глазами, и, хотя почтенный метр Массандр готов уравнять слепую веру со слепым правосудием, я, католик и француз, истово верую в бога, но так же истово верю и в Справедливость как в категорию, опирающуюся на знание, на науку, которой может и должна служить математика. Из сообщения досточтимым судьям уважаемого метра Массандра следует, что прискорбный его проигрыш в трактире «Веселый висельник» – явление чрезвычайно редкое, в чем, как мне представляется, сходимся даже мы с почтенным метром. И я позволю задать господину прокурору очень важный вопрос.
Председатель суда кивнул головой, вернее, клюнул носом и приоткрыл глаза.
– Можете ли вы допустить, метр Массандр, что несчастный случай с костяшками во время вашей игры с капитаном Мельвилем произошел до этого всего за десять дней, а не за двести лет, как вы предположили, притом в том же городе Тулузе и даже в соседнем трактире, носящем название «Счастливый гуляка»?
– Нет! Решительно нет! Игра в кости такого не допускает, что касается чудес, то господь бог творит их вовсе не во время греховных игр.
– Значит, метр Массандр причисляет себя к грешникам?
– В этом я исповедуюсь настоятелю церкви святого Доминика, а не в зале суда, где произношу обвинительное заключение по бесспорному делу о преднамеренном убийстве, которое должно караться виселицей, – яростно зашипел метр Массандр.
– В таком случае я обращаюсь с просьбой к досточтимым судьям выслушать приглашенных мной свидетелей, ожидающих у дверей парламента.
– Каких еще свидетелей? Свидетелей убийства маркиза де Вуазье? – ощерился Массандр.
– Нет, почтенный метр, свидетелей игры маркиза де Вуазье в кости.
– Протестую, – зарычал Массандр. – Дело ясное и без азартных увлечений покойного маркиза.
Но поскольку опять всплыли кости и, видимо, еще один любопытный случай в этой игре переменного счастья, судьи снова насторожились и, уйдя тем
