— Да, бабушка, я получил их сегодня.
Тик-тик-тик.
Щелк. Дзынь. Трах.
— Как тебе в них?
— Немного колются.
— Тебе выдали брюки, выдали слишком рано, и все, что ты можешь сказать в этот знаменательный день, — они немного колются? Это нехорошо, Клодиус. Ты должен подумать еще.
— Да, бабушка. Прости, бабушка.
Тик-тик-тик. Шлеп. Бум! В окно ударилась небольшая книга, словно птица, отчаянно стремящаяся ворваться внутрь.
— Пайналиппи, Клодиус. Думаю, ты виделся с Пайналиппи.
— Да, бабушка. У нас было Сидение.
— Я знаю, Клодиус, я знаю о тебе все. То, что я не вижусь с тобой, не означает, что мне ничего не рассказывают. Как она, Пайналиппи?
— Э-м-м… Очень хорошо, бабушка. Спасибо.
— Очень хорошо! Он говорит «очень хорошо»! Она страшная, Клодиус, страшная, как швабра. У нее неприятная кожа. У нее усы и черные волосы на руках. Она двигается как мужчина. Она слишком высокая и слишком толстая. Никакой грации и совсем никакой музыки!
— Да, бабушка.
— И ты должен на ней жениться.
— Да, бабушка, я знаю.
— Тебе виднее. По крайней мере, я думаю, что она преданная. И долговечная. Она не умрет раньше тебя, Клодиус. Такие живут долго. Она переживет тебя.
— Я в этом уверен, бабушка.
Тик-тик-тик. Шлеп. Звяк. Трах. Теперь предметы колотили в окна настолько часто, что я постоянно вздрагивал.
— Как твоя затычка для ванны?
— Моя затычка для ванны? Ты хочешь увидеть его? То есть эту штуку?
— Не будь занудой. Конечно же, я не хочу видеть эту штуковину. Это я выбрала ее для тебя, Клод. Выбрала специально. Мне принесли множество предметов, из которых я могла выбирать. Но я решила дать тебе затычку для ванны.
— Да, бабушка, благодарю тебя.
— Это было сложно. Я думала очень долго.
— Правда? Спасибо, бабушка.
— Очень утомительно.
Тик-тик-тик. Трах. Трах. Трах. Вдруг раздался мощный удар в окно, словно в него врезалась дохлая кошка.
— Ужасная погода, правда, бабушка?
— Конечно, я была не в состоянии выбирать предметы рождения. После смерти Айрис прошло слишком мало времени.
Я ничего не ответил. Тик-тик. Шлеп. Вжик.
— Иногда я вспоминаю ее так ясно, что почти могу видеть. Она играла в этой комнате. Она была маленькой девочкой. Я и сейчас вижу ее прислонившейся к каминной полке в том углу.
Тик-тик. Трах. Тик. Шлеп. Тик. Ветер выл. Мне нужно что-то сказать, подумал я, нужно что-то ей ответить.
— Жаль, что я никогда не знал ее. Мою мать.
Бабушка издала такой звук, словно задувала непослушную свечу. Затем она снова надолго замолчала. Звуки продолжали заполнять комнату. Скоро мне нужно будет идти в Гостиную, думал я. Я должен увидеться с Люси до того, как снова покажется солнце. Было уже очень темно. Буря была настолько сильной, что забрала с собой весь свет. Тик-тик. Трах. Рычание. Крик. Дверь открылась, и я подпрыгнул. Но это были всего лишь пять служанок. Они поклонились бабушке, и одна из них спросила:
— Можем ли мы, миледи, если это удобно, закрыть ставни?
— Так рано? — спросила она. — Почему?
— Уже семь, миледи.
— Уже? — Она взглянула на часы. — Я не знала.
— Но буря, миледи…
— Ладно, давайте уже, но только без лишней суеты.
Служанки принялись за дело. Они двигались нервно и торопливо. Каждый раз, когда окно открывалось — для того чтобы закрыть ставни и опустить
