— Они охотятся на меня, вот и все. Они тоже хотят разобрать меня на винтики.
Существо немного приблизилось ко мне. Оно издавало разные звуки. Старая ржавая вилка царапала маленькую крышку от сковородки. Это было похоже на речь, существо словно пыталось мне что-то сказать. Я опять заметила чашку с подусником. Она находилась в центре груди существа и без остановки вращалась, вращалась быстрее, чем остальные предметы.
— Нам нужно отсюда выбираться, — сказала я. — Внизу нам находиться опасно.
Крышки от сковородок, кастрюль и бидонов по всему его телу хлопали, подобно множеству ртов. Оно проголодалось?
— У меня ничего нет, — сказала я. — Ничего. У меня была дверная ручка, но теперь ее нет.
Существо приблизилось еще немного. На том месте, где у человека должны были быть волосы, у него были ножи, маленькие грязные ножи, со свистом и скрежетом бившиеся друг о друга. Оно проголодалось, подумала я, проголодалось и не понимает меня. Оно протянуло ко мне руку, руку, состоявшую из трубок, рукояток, кусков потертой щетки, старого гребешка. Один из пальцев был флаконом из-под мази, другой — носиком от чайника, третий — куском мундштука курительной трубки, еще один — практически целой металлической дудкой. Большой палец был окуляром волшебного фонаря, а мизинец — гильзой от охотничьего патрона.
— Чего ты хочешь?
Снова стук, вой, хлопанье крышек и скрежет ножей. Мне нужно идти, подумала я. Если оно задержит меня еще ненадолго, нас найдут. Как же избавиться от него, от этой печальной и страстно желающей чего-то коллекции предметов? Я открыла один из выдвижных ящиков. Ничего, кроме нескольких салфеток. Одна из них вылетела оттуда и исчезла в приоткрывшейся кастрюле — части существа. Я распахнула еще несколько ящиков. Я открывала их вдоль всей стены, и вскоре комнату заполонили предметы, летевшие к Человеку-Вещи, который на глазах становился больше. Мне показалось, что его щелканье стало одобрительным, он словно смеялся. Готово, подумала я. Однако время пришло. Если оно последует за тобой, они немедленно схватят тебя. Беги, пока оно растет, беги, беги. Беги наверх, к Клоду.
Шаги. Сюда идут люди. Я побежала. Побежала по коридору подальше от шагов. И от голосов, от голосов тоже.
— Закрывайте! Закрывайте! Сюда! Сюда!
Я продолжала бежать, все дальше и дальше углубляясь в задние комнаты.
— Давайте! Давайте! — слышала я. — Сюда! Скорее, сюда! Двери его не удержат!
Я бежала без остановки, бежала прочь от этих слов.
Я бежала в одиночестве, вокруг меня не было никого. И… И… И вот я остановилась. Я была одна, совершенно одна. Я долго прислушивалась, и наконец издалека до меня снова донеслось:
— Закрывайте!
Послышался звук закрывающихся дверей, за которым последовали удары. После этого все стихло, лишь неясное громыхание слышалось вдалеке. И тогда я поняла. Первые двойные двери, которые вели во внутренний двор, не выдержали, и часть подвалов теперь была отрезана. Если ты оказался не с той стороны — значит, тебе не повезло. И я оказалась не с той стороны.
Вот почему меня не нашли. Эти комнаты теперь пусты, пусты потому, что Айрмонгеры, стремясь оказаться в безопасности, забаррикадировали двери. Я не смогу выбраться. Выхода нет. В любой момент эти комнаты может заполнить мусор. Я слышала стук и грохот и знала, что эти звуки не могли исходить от колотивших в двери Айрмонгеров. Это были звуки Свалки, Свалки, которая наступала.
Думай, Пеннант, думай, Люси, должен быть какой-то выход.
Да их целая куча. Действительно, куча. В каждой из темных подвальных комнат. Камины. Здесь их должно быть не менее десяти. Я вскарабкаюсь по одному из них — вот как я отсюда выберусь.
Неподалеку как раз виднелся старый сланцевый камин. Это был мрачный очаг, находившийся в Лазурной комнате. В этой комнате хранилась принесенная со Свалки старая обувь, которую вываривали для получения краски, известной как берлинская лазурь. Однако, вопреки названию, это была темная липкая комната, все в ней было скользким, блестящим и вонючим, словно всю ее покрыли черным лаком.
Запах в Лазурной комнате был настолько сильным, что находиться в ней было все равно что плавать в уксусе. Я стояла возле убогого камина. Его зев был широко раскрыт. Ну что ж, съешь, поглоти меня! Я залезла в камин и начала карабкаться вверх.
Почти ничего не видно. Трудно дышать. Света нет, совсем нет. Я двигалась медленно. Все мое тело покрывали царапины и ссадины. Но я продолжала карабкаться вверх, цепляясь кровоточащими пальцами за каждый выступ. Сверху с воем и свистом дул штормовой ветер, стараясь напугать меня и заставить разжать пальцы. Раздался долгий вопль, похожий на крик израненной женщины, застрявшей в дымоходе надо мной.
— Заткнись, — сказала я.
— У-у-у-у-у-уи-и-и-и-и-и-и-и! — донесся ответ.
— Не пытайся напугать меня.
— У-у-у-у-у-уи-и-и-и-и-и-и-и!
И все же ему удалось меня напугать.
