его руку.
Когда он осушил бокал, ему вдруг показалось, что музыка стала другой. Впервые в ней зазвучали нотки почти жизнерадостные, вселявшие надежду. Танцующие заметно оживились; где-то завязался разговор. Некоторые настолько осмелели, что подходили к самому возвышению; они отвешивали ему поклоны или приседали в реверансе, или просто складывались пополам, если их строение не позволяло им ничего иного. Танцующие теперь смотрели не на своих партнеров, а исключительно на него — нового короля Серых. Особенно усердствовало привидение, похожее на Мэрилин Монро — она буквально пожирала его глазами. Джеремия, несмотря на свои чувства к Каллистре, не мог не испытать от этого удовольствия.
Он напомнил себе, что обе эти женщины не настоящие, даже не живые в человеческом понимании этого слова; но люди — создания собственных чувств, а его чувства подсказывали, что обе. — и Каллистра, и Мэрилин — очень, очень женственны.
Из-за всего этого еще труднее было сказать Аросу то, что он должен был сказать.
— Послушайте…
— Каллистра! Пусть танцует король!
И он уже танцевал. Он не вставал с трона и не сходил с возвышения, но уже танцевал в объятиях Каллистры. Часто заморгав от неожиданности, он оступился и едва не повалился на нее. Каллистра остановилась, чтобы дать ему попасть в ритм танца.
— Нельзя было предупредить? — буркнул он, стараясь не наступить ей на ногу.
От Каллистры исходил аромат свежих лилий. От ее улыбки у Джеремии кружилась голова.
— Я боялась, что свой первый танец ты отдашь
Джеремии не нужно было объяснять, кого она имеет в виду.
— Нет, я пригласил бы только тебя, но…
Каллистра прижалась щекой к его щеке, и он на мгновение лишился дара речи. Музыка захватила их, и они закружились в танце. Джеремия был настолько очарован своей партнершей, что не заметил, как несколько раз их путь пролегал буквально
Наконец он вспомнил о том, что хотел сказать.
— Каллистра, мы должны остановиться.
Она устремила на него пронзительный взгляд:
— Ты хочешь танцевать с
— Нет, просто… — Он принялся озираться по сторонам. — Где Арос?
— Он готовит твою резиденцию. Разве ты не знаешь, что королю нужна резиденция?
Тодтманн раздумывал. Он вдруг обратил внимание на то, что манера ее речи стала другой, более привычной для его слуха. Она даже выглядела иначе… более материальной. Настоящей. Он не мог бы точно определить, в чем это выражалось. Просто теперь она казалась более реальной, чем прежде, включая те мгновения, когда она стояла подле его трона. В тот момент Джеремия не мог припомнить в своей скучной, однообразной жизни ничего более реального, чем она.
Тем не менее он отказывался продолжить танец.
— Верни его. Я должен поговорить с ним.
Она не выпускала его из своих объятий.
— Что проку в разговорах? С этим можно подождать.
— Нет, нельзя. Именно ему я должен сказать — я уверен. Мне очень жаль, правда, но я
Можно было предположить, что его отречение удивит, изумит Каллистру; чего он не ожидал увидеть, так это радостного выражения, которое появилось на ее лице, едва она услышала его слова.
— Я сказал что-то смешное?
Только теперь лицо ее приняло более подходящее случаю удивленное выражение.
— Так, значит, ты не шутишь? Ты сказал это совершенно серьезно?
— Разумеется, да.
— Но это предложение, от которого ты не можешь отказаться! — Она отпрянула и посмотрела на него так, будто впервые видела его. — Так не делают!
Джеремия скрестил руки на груди. По-прежнему играла музыка, только теперь она звучала более приглушенно. Вокруг по-прежнему кружились слившиеся в танце пары, но теперь они словно сознательно избегали приближаться к Каллистре и Джеремии, и вокруг них образовалось столько свободного пространства, что здесь могло поместиться Лохнесское чудище.
— Я так делаю. Мне жаль, Каллистра, но я не могу быть частью этого мира.
— Но ты уже часть этого мира. — Она взяла его ладони в свои и вплотную приблизилась к нему. — У тебя билет только в один конец! Ты зашел