ярчайшего света! И я проваливаюсь во тьму…
* * *-…Он не сдох? – царапает, скрежещет напильник по стеклу.
Короткий тычок чем-то твёрдым пришёлся в межлопаточную кость.
– Живой, сволочь. Встать!
Я со стоном пытаюсь встать, и после второй попытки мне это удаётся. В глазах плавают цветные пятна.
– Пошёл!
Новый тычок, и я топаю вперёд, в связке с такими же, как я, пленниками. Руки у меня связаны за спиной, одежды никакой, равно как и обуви. Передо мной маячит спина другого пленника и его плешивый лоснящийся затылок, обтянутый зеленоватой кожей. Я перевожу взгляд ниже, и вижу скрученные в запястьях четырёхпалые руки. Однако… Вот это я круто попал!
Справа и слева вышагивают конвоиры, вооружённые кто копьём, кто луком чуть не в рост Разумного… Почему, кстати, просто Разумного, должно же быть Истинно Разумного?
Ответ приходит сам собой – потому что это я Истинно Разумный, а эти твари просто разумные, и оттого очень и очень опасные…
– Пошевеливайтесь, животные! – заорал конвоир с цветной повязкой на голове, навроде тех, которыми девчонки повязывают волосы… Что я несу? Какие во-ло-сы? Похоже, голову напекло. Надо думать, как выбираться…
Я снова гляжу на конвоиров, размашисто шагающих по обеим сторонам лесной дороги. Крепкие ребята. Все в броне из чешуй кость-дерева, а командир, тот, что в налобной повязке, так даже одет в панцирь из прыгуна. И добротные плетёные шлемы на всех, кроме командира. Да, это будет трудно…
Хлёсткий удар плети обжигает меня.
– Чего пялишься, скотина? Под ноги смотреть!
Да, действительно, хватит. Всё, что мне нужно, я увидел, а под ноги смотреть никому не вредно, особенно на лесной дороге. Не хватает ещё ногу повредить, тогда точно конец…
Толстая шипастая колбаса лениво и неспешно переползает дорогу. Глаза на стебельках с любопытством взирают на процессию. Змееног, охотник на мелкую лесную живность, копошащуюся в лесной подстилке, не боится никого и ничего. Он слишком самоуверен, полагаясь на свои ядовитые шипы, непреодолимые для других хищников, и своё мясо, есть которое не станет ни одна тварь. И слишком глуп, чтобы учиться чему-нибудь в жизни…
Идущий впереди конвоир походя тыкает в змеенога копьём, и шипастая гусеница извивается в агонии. Да, есть их никто не станет, но почему бы не убить ядовитую тварь, если есть возможность? Против копья все эти шипы бесполезны. Если бы змееноги не были так тупы, они давно научились бы бояться Разумных.
Да, джунгли – опасное место. Сколько тут ядовитых и злобных тварей, уму непостижимо. Одни ночные вампуары чего стоят. Хорошо хоть, нет тут прыгунов. От стаи этих хищных тварей, похожих на помесь черепах с блохой, в одиночку не отбиться… Ну вот, опять… Какие бло-хи… и не выговоришь. Нет, если не будет привала, солнце убьёт не хуже стрелы…
Да, это будет трудно. Бежать через лес, а потом через родную саванну… Прыгуны, они ведь не спрашивают, свой ты или чужой. «Ты наш!», и весь разговор. Пока ещё нарвёшься на свой патруль, или дойдёшь до форта…
Стена леса расступается, и впереди вырисовывается могучий форт. Крепко строят, твари… Гранёная шестиугольная башня увенчана плетёными корзинами для стрелков. И корзины обшиты чешуями кость-дерева, надо же… Такую корзину никакой лук не возьмёт, а если применять стенобитную машину-камнемёт, то сколько возни… Да и опять же, что стоит взамен исковерканной корзины с убитым стрелком вывесить новую?
Длинный и узкий подъёмный мост, по совместительству выполняющий роль ворот, со скрежетом пополз вниз, открывая такой же узкий проход. Мост находился на середине башни, на высоте не меньше пятнадцати шагов, и опускался на узкий и высокий каменный подмосток, по которому можно было идти только гуськом. Да, взять такой форт непросто. А как насчёт уйти, тихо и незаметно?
Я вновь оглядываюсь. До стены леса тут шагов триста, не больше. Как раз расстояние полёта стрелы. И всё пространство занято огородами. Если незаметно проползти… А впрочем, ночью лучше пробежать…
Новый хлёсткий удар плети прерывает ход моих мыслей.
– Шевелись, скотина!
Справедливости ради следует отметить, что удары теперь сыплются и на других пленников – конвой, предвкушая отдых и ужин, поднимает таким манером себе настроение.
– О, сколько скота! Поздравляю тебя, Рваный. Откуда?
– С опушки, у Старого Ключа. Взяли сонными, очень удачно. Семерых пришлось убить, из наших только Череп откинулся, да Прыгуна малость помяли.
– Да, действительно удачно. А баб нету?
– Да не было, это же караван!
– Ладно, и так годится. Угостишь с навара?
– А то! Сегодня я, а завтра ты!
Цепочка пленных входит в сумрачное нутро башни. Грубые руки разрезают верёвку на запястьях, завязанную мёртвым узлом.
– Вперёд, раб! Шевелись!
Верёвочная лестница ведёт вниз, в сырое подбрюшье башни. Пленники, а теперь уже почти рабы, спускаются один за другим. Помещения освещены пепельно-зеленоватым светом, испускаемым плесенью, густо облепившей стены. Специально не убирают, чтобы не тратиться на факелы…
– Твоё место! – сильный толчок бросает меня на ворох жёстких листьев. Да, эти лесные твари рачительные хозяева. Рабы, проведшие ночь на голом сыром каменном полу, к утру будут ни на что не годны. Зачем портить товар без нужды?
Солдаты поднимаются вверх, и верёвочную лестницу втягивают за собой. Теперь до утра никто сюда не сунется. Утром же будет поздно. Накормят из корыта, напоят и снова в путь. Дальше пойдут густонаселённые места, там не убежать…
Пленники уже располагались на охапках листьев, вытягиваясь во весь рост. Они, похоже, смирились. Или нет?
Впрочем, что с них взять, с быдла. Вот мне, Ночному Страху, смиряться никак нельзя. Не для того я начал трудное восхождение к вершине власти, чтобы всё закончилось работами в каменоломне, на стройке или на этих вот огородах…
Я ощупываю рукой стену, и один шершавый камень под рукой шевельнулся. Ещё не веря, я пошевелил камень ещё и ещё, и тот неслышно выпал из кладки.
