– Не думал, что ты добровольно меня возьмешь, – хмыкнул Саша.
– Почему нет? И у меня такое ощущение, что работа будет тяжелой.
– Насколько?
– Не знаю…
Для проведения процедуры нас проводили в конец станции, практически в самый дальний закуток.
– Саш, почему мы здесь, а не в стандартной комнате для допроса? – нервно озираясь, спросила я.
– Он – преступник не того класса, которых разрешается выводить из камеры.
– То есть я буду проводить процедуру в камере? – занервничала я.
– Нет. Здесь есть специальное помещение.
Специальным помещением оказалась небольшая комната с белыми мягкими стенами. Посередине комнаты стояла кушетка с ремнями и стул.
– Не хочу даже спрашивать, для чего это предназначено, – проворчала я.
– И не надо. Теперь я должен уйти.
– Почему? Я думала, ты будешь наблюдать.
– Буду, но за стеной. Он не должен меня видеть, потому что это даст ему козырь против тебя. Зная слабые точки, проще на них надавить.
– Ладно, иди уже, «слабая точка».
– Его скоро приведут.
И, нежно меня поцеловав, муж вышел.
Заключенного доставили где-то минут через пять и сразу положили на кушетку, пристегнув ремнями. Все это время я жутко волновалась, прямо как перед экзаменом. Мне еще не приходилось проводить процедуру с тире, и предчувствия были не самыми радужными.
Когда нас оставили одних, он взглянул на меня и сказал:
– Значит, они все-таки нашли человека, который сможет сломить меня? Думаете, подсознание вам поможет?
– Давайте начнем.
– Леди из прошлого пришла забрать у меня шанс на будущее.
За стеной что-то упало и разбилось, а я, присев на стул, положила руки на виски мужчины.
Саша прав: чем больше такой человек про тебя знает, тем проще ему надавить на психику. Обнаружилось, что преступник знал обо мне многое. Без преувеличения можно заявить: наша битва была битвой титанов.
Этот тире оказался прирожденным мучителем живых существ. Нет, он не убивал их своими руками, просто доводил несчастных до такого состояния, что они сами накладывали на себя руки. Это доставляло ему особенное удовольствие – наблюдать, как жертва подходит к последней черте. И чем больше человек сопротивлялся, тем ценнее была для него смерть в конце.
То, чем он запугивал меня, болью отзывалось в душе, но мало сказывалось на моей работе. Такие страшилки женщины в моем времени придумывали себе на протяжении всей своей жизни, буквально выматывая нервы.
Также в его сознании я увидела злорадное понимание того, что, несмотря на все мучения, причиняемые людям, доказать его тире-принадлежность к этим случаям будет очень трудно, практически невозможно.
Общество так и не сумело полностью взять под контроль тире-таланты, и общее убеждение, что тире может стать только психологически сильный и устойчивый человек, оказалось не совсем верно. Это чудовище уже наметило себе следующую жертву, и это уничтожило все мои сомнения по поводу дальнейших действий. Я начала работать.
Во время проверки я особо не церемонилась, и все, что могло помочь раскрыть тайну, сбрасывала к себе, не просматривая: пусть потом сами разбираются.
Также скопировала много личного, добравшись даже до самого сокровенного. Единственное, что осталось при нем, так это все его извращения. В них я не стала копаться, просто сбросила к себе единым массивом.
Закончив с основной процедурой, я просмотрела еще раз все закоулки и пришла к выводу, что, несмотря на мои бесцеремонные действия, кроме испытанной во время процедуры боли, вреда ему это не принесло.
Какая досада!
Вспомнив всех его жертв и боль в сознании Литвинова, я приняла непростое решение.
Чтобы никак себя не скомпрометировать, я взяла его собственные эмоции, что доставляли ему наибольшие страдания, и, усилив их в несколько раз, заставила пережить с новой силой.
Потом добавила болезненные воспоминания своей жизни, а после этого бросала уже все, что только могла вспомнить, и мучила, мучила, мучила… пока его разум не дал трещину и подсознание не заполнила темнота.
Потом я отключилась от подопытного и, покачиваясь, пошла в соседнюю комнату к мужу. А там четверо из «Пятерки» теснились в одном углу, а
