один. Мать его знаменитость, если понимаешь, о чем я. Ты видел, что на входе творится?
— Еле протолкался.
— Вот-вот, мы тоже. Все, дела на потом, а пока ужин.
Он был уже заметно пьян, но держался так, что сразу и не заметишь. Его спутница представилась как Люси и дальше просто улыбалась всем подряд, даже когда Падди время от времени хватал ее за зад, наплевав на все общественные приличия.
Дальше компания распределилась по ложам. Падди сидел в соседней со своими приближенными, а Полли со своими присоединился ко мне. Пространство вокруг столов мгновенно заполнилось официантами, метрдотелем и кем-то еще, тут же возникли бутылки шампанского в мельхиоровых ведрах со льдом, захлопали пробки.
Полли с Брайаном тоже не были так чтобы совсем трезвыми, успели начать в другом месте, причем неизвестно во сколько. Тут уже издержки «ирландскости» компании, ничего не поделаешь. Но здесь пили шампанское и ни на что крепче не переходили. Пока, по крайней мере.
Номер Сюзет под «Караван» Дюка Эллингтона сделали теперь вторым, сразу после вступительного выхода кордебалета. Причем объявили не так, как в прошлый раз, а очень персонально, с намеком на известные всем обстоятельства, так что публика в зале пришла в восторг. А Нив аж завизжала, когда Сюзет появилась на сцене. Вот правду Сюзет сказала, нет в этой ирландке никакой зависти. Впрочем, чуть позже в разговоре выяснилось, что Нив больше не танцует. Сменила род занятий — девушка из кордебалета ушла в подружки «Боксера» О’Хары и стала главной в «Грин Корк», так что у нее тоже все хорошо.
Падди подсел к нам после второго выхода Сюзет, который тоже встретили бурными аплодисментами, причем хлопала и ложа Марго, как я заметил. Интересно, если бы Марго узнала, как тут все на самом деле, она так же аплодировала бы?
— Давай теперь о делах, мать их, — сказал Падди, отпив шампанского из бокала, который принес с собой. — Шипучка, непонятно чего за нее столько денег дерут. Полли сказал, что ты можешь достать камень?
— Могу, — ответил я коротко.
— У кого?
— Есть евреи из Антверпена, который делали что-то для меня, а я для них. Четыре карата, его нужно огранить заново.
— Они огранить могут?
— Да. Хотят за это гранд «куидов». Или отдадут так. Пока он заряжен на сохранность самого себя.
— Я ни хрена не понимаю в этих камнях. Что я потом с этим должен делать?
— Зарядить Силой в Долине Пирамид, потом поехать в Луксор и там другие жрецы направят Силу куда надо и привяжут камень к новому хозяину.
— И что он тогда сможет делать?
— Можно сделать как у Антенуччи…
— У гребаного даго все же есть камень?
— Есть, — кивнул я. — Он предупреждает хозяина об опасности. Поэтому Антенуччи до сих пор никто не шлепнул. Это почти невозможно.
— И меня потом будет не достать? — уточнил Галлахер.
— Да. Например. Или этот камень можно настроить так, что он будет подавлять другой камень.
— Уточни. — Галлахер откинулся на спинку высокого дивана из синего плюша.
— У Антенуччи камень примерно такой же по силе. То есть этот камень сможет нейтрализовать тот. И тогда сицилиец не почувствует опасности.
— Хм, — Падди задумался. — А потом?
— Потом уже не мое дело, — улыбнулся я.
— Да я не об этом, мать твою, — он отмахнулся. — Камень сработает всего один раз?
— Нет, но он как батарейка, немного ослабнет. Как автомобильный аккумулятор, если точней, потому что его можно зарядить снова. И второй раз в Луксор ехать не надо, только в Долину.
— Прямо гребаная наука, — он покачал головой и залпом допил шампанское. — Как его покупать?
— Сказать мне. Я скажу им. Они скажут, как платить и как забрать камень. Сначала спросят, гранить его или не гранить.
— А если это гребаный кидок, то кто отвечает? Большие деньги, ты знаешь. И как проверить камень? Может быть, они обычный мне подсовывают?
— У «Де Бирса». Они еще и сертификат выпишут, — ответил я.
Это я обдумал заранее, таких вопросов ожидал. Через Цви делать это не хочу, потому что не желаю демонстрировать этот канал, да и Падди может не поверить жучкам из старого еврейского квартала. А так что? Камень не из их запасов, а даже если и был их, то не уникальный, его гранили. Ничего они не опознают.
— Они же процент берут.
— Десять процентов, — кивнул я. — Заложены в цену.
