– Это в обход, – возразила Селина. – Тоннель идет напрямик, так что он короче. Примерно миля, или что-то около того. Дойдете?
– Дойду, – браво соврал Винсент.
Он плохо представлял себе, как пройдет и десяток шагов. Но, впрочем, как-нибудь справится. Надо – значит надо.
Они начали продвигаться по коридору. Селина несла в руке факел.
– Ну а теперь расскажите, – ровным тоном, в котором еле-еле теплился огонек смешинки, заговорила она, – отчего лекардийский посол в минуту опасности использует чисто монтарийские ругательства?
Винсент усмехнулся сквозь гримасу боли, мгновение назад исказившую его лицо, но, к счастью, не попавшую под свет факела.
– Непременно расскажу, – согласился он, – но только при условии, что получу ответное объяснение. Где дочь линзорийского герцога научилась так ловко распознавать ругательства?
Селина засмеялась. В своем стиле – тихо и сдержанно, – но все равно это был первый раз, когда он видел ее смеющейся.
– В детстве я много общалась со своими кузенами, – ничуть не смущенно призналась девушка. – Они сочли своим долгом научить меня подобным вещам. Я дала свой ответ, теперь ваша очередь.
– Я много лет жил в Монтарии, – правдиво ответил Винсент. – Должно быть, тамошние ругательства пришлись мне по душе.
– По мне, так лекардийские более выразительны, – заметила Селина таким тоном, словно рассуждала о роли образа единорога в изобразительном искусстве Линзории. – Впрочем, должно быть, это из области вкусов. Вы очень сильно хромаете. – Нахмурившись, она резко остановилась. – Давайте я вам помогу. Обопритесь на меня.
Переложив факел в левую руку, правой она обхватила спину Винсента. М-да, это даже хорошо, что он скрипит зубами от боли. Это не позволяет полностью сосредоточиться на близости Селины. В противном случае он бы не смог за себя поручиться. И, сто пудов, наплевал бы на все возможные последствия. Впрочем, при других обстоятельствах она и не подошла бы так близко.
Однако Селина почти сразу же остановилась и, хмурясь, опустила факел, приближая его к ноге Винсента.
– Поосторожнее, – прохрипел он, торопясь облокотиться о стену. В сравнении с исходившим от факела жаром она казалась совсем холодной. – Вы меня подожжете.
– Еще немного – и с вами больше нечего будет делать, – возмущенно заявила Селина. – Ну ладно, я в темноте не разглядела, но вы-то почему мне не сказали, насколько глубокая у вас рана?
– Я тоже в темноте не разглядел, – отозвался Винсент.
Юмора девушка не оценила. Поднятые к воину глаза сверкнули возмущением.
– Так вы никуда не дойдете, – объявила она. – Вы же истечете кровью! Как вы вообще передвигались до сих пор?
– Надо же было как-то передвигаться.
– Сядьте! – Сейчас ее голос звучал повелительно. – Сядьте и вытяните ногу. Дайте ей отдых.
Повелительного тона в обращении к себе Винсент не любил. Слишком часто ему доводилось слышать такой тон от отца в давно оставленном доме. Но ее забота Воину льстила; к тому же он действительно держался на ногах из последних сил.
– Ладно, сдаюсь, – выдохнул он, опускаясь на пол. – Похоже, мне придется попросить вас вернуться во дворец одной и прислать сюда людей.
Селина мрачно качнула головой.
– Все не так просто, – сказала она, садясь рядом с ним на корточки. – Существование этого хода – государственная тайна. Я не имела права никому о нем сообщать, тем более приводить кого-то сюда. Так что, во-первых, отправив за вами людей, я бы раскрыла государственную тайну и им. А во-вторых, если кто-то узнает о вашей осведомленности, вас просто-напросто казнят.
– Казнят?! – вытаращил на нее глаза Винсент. – За какой-то дурацкий тоннель?
– Ну, дурацкий он или не дурацкий, вам виднее, – бесстрастно откликнулась Селина, – но в остальном все правильно. На этот счет закон предельно прост. Узнали то, что вам знать не положено, – идете на эшафот. Закон сохранения тайны.
– И кто же настолько сильно заинтересован в сохранности этой тайны? – скептически поинтересовался Винсент.
– Король, разумеется, – не моргнув глазом ответила девушка.
Тень от факела лихорадочно плясала по стене, тревожа тщательно сотканную под покровом тьмы паутину.
– Даже если и так, я – иностранный посол и потому неприкосновенен, – напомнил Винсент.
В действительности это конечно же было ложью. Для короля он был не более чем Охотником, а это навряд ли могло сойти за повод для помилования. Впрочем, Селину и ложный повод не слишком-то впечатлил.
– Значит, вас не возведут на эшафот, – равнодушно кивнула она. – Вам просто устроят какой-нибудь несчастный случай.
Винсент посмотрел на нее очень внимательно – насколько мог, учитывая освещение.
– То, что вы говорите, звучит не слишком лестно для монарха, – заметил он. – И, кажется, не делает ему чести.
Смелое заявление, возможно, даже опасное. Но обстановка располагает. К тому же он не испытывает пиетета в отношении представителей королевских
