здесь, и что же с того? Ни вы, ни я не обременены семейными узами. А что касается этого… – Он махнул рукой в сторону лент, все еще привязанных одной стороной к прутьям в изголовье кровати. – Взрослые люди иногда играют в разные игрушки. Повод для сплетен, положим, есть, тем более что герцог не пришел бы от этой новости в восторг. Но по-настоящему серьезного эффекта я в таком повороте событий не нахожу. Так что предпочел бы другое объяснение.
Я задумалась. Припомнила, в какое пришла бешенство, обнаружив, в чьих именно покоях нахожусь.
– Если бы мы с вами ни до чего не договорились, – медленно сказала я, – то очень сильно разругались бы. Я бы продолжила считать, что вы все это подстроили. И, конечно, разозлилась бы очень сильно. Но как они могли быть уверены, что мы не найдем общий язык?
– А вот тут есть два нюанса, – заметил Эстли, заложив руки за спину и неспешно пройдясь в сторону окна. – Первое: злоумышленник знал, что мы с вами состоим в сложных взаимоотношениях. Но как следует разобраться в предмете не счел нужным или не имел возможности. Так что он просто не понял, что мы с вами вполне в состоянии договориться. Нюанс второй: я не должен был возвратиться сюда так скоро. По планам, которые многим были известны, предполагалось, что я уеду вместе с герцогом в загородный дом графа Рейли и пробуду там до позднего вечера. Но у меня накопилось много дел, я решил никуда не ехать и спокойно поработать здесь. Именно ради этого самого спокойствия о перемене планов я почти никому не сообщил. И, как вы видели, пришел сюда через тайный ход. Вопрос заключается в том, знал ли злоумышленник о моем предполагаемом отъезде. Если да, значит, он не рассчитывал, что мы с вами здесь пересечемся.
– На что же в таком случае он рассчитывал?
– Будем рассуждать логически. Вы просыпаетесь здесь. Осознаете, где находитесь, – ну или вам это сообщают позднее, не суть важно, – и приходите в ярость. Спустя некоторое время после вашего пробуждения кто-то непременно бы вас нашел. Кто-нибудь из слуг – вероятнее всего, Роберт или горничная. А может быть, – он поднял кверху указательный палец, – как раз тот, кто перенес вас сюда. Или его сообщник. Выжидает какое-то время, дабы убедиться, что вы наверняка успели проснуться и в полной мере осознать то положение, в котором оказались. Затем заходит в спальню, якобы случайно, и берет на себя роль спасителя. Заодно нашептывает вам, какой мерзавец и садист этот отвратительный Кэмерон Эстли. Вы уходите…
– …горя желанием отомстить, – закончила я. – Хм. Все это разумно, но что же дальше? Допустим, я затаила бы на вас зло. Допустим, стала бы играть против вас с удвоенным рвением. Но неужели это все, чего добивался злоумышленник? Как-то мелковато для столь дерзкой игры, вы не находите? Или, может быть, он рассчитывал, что я отправлюсь прямиком к герцогу и обвиню вас в попытке изнасилования?
– Существует и такая возможность, – согласился Эстли. – Хотя герцог поверил бы скорее мне, чем вам. А значит, вероятность скомпрометировать меня подобным образом очень низка. Я ожидал бы другого. Вы уходите отсюда, пылая праведным гневом, а в скором времени к вам обращаются с неким предложением. Возможно, обращается именно тот, кто спасает вас из плена. И подсказывает, каким именно способом вы можете со мной расквитаться. Это весьма распространенная практика. Устранить неугодного человека чужими руками. Сначала выбирают кандидата на роль «мстителя». Затем внушают кандидату, что у него есть повод для мести. А потом подталкивают к выгодным для манипуляторов действиям. Сами же остаются при этом в стороне.
– Хм. Какую милую мне отвели роль, – недобро улыбнулась я. – Вопрос заключается в том, как они поступят, узнав, что из их плана ничего не вышло. Или постойте-ка… – Я оглянулась на Эстли, который по-прежнему прохаживался по комнате и оказался сейчас за спинкой моего кресла. – Они ведь не знают, что вы уже вернулись к себе, верно?
– Скорее всего, не знают, – согласился он.
– Стало быть, – продолжила рассуждать я, – они могут в любой момент заявиться сюда? Но в таком случае то, что нам нужно сделать, – это вернуть все, как было, и притвориться, будто мы с вами так и не встретились. А затем подождать и посмотреть, какой они совершат следующий шаг.
Мое предложение его определенно порадовало.
– Я хотел предложить вам такой вариант, но не был уверен, как вы на него отреагируете, – признался Эстли.
– Знаете, вы, возможно, удивитесь, – протянула я, – но я очень не люблю, когда меня опаивают, связывают, а потом еще и пытаются выставить круглой дурой, поддающейся на примитивные манипуляции.
Я вытянула пальцы, а затем немного размяла руки, словно собираясь нанести удар.
– Не такие уж эти манипуляции примитивные, – хмыкнул Эстли. – И рассчитаны далеко не только на дураков. Подождите минутку.
Он отошел к стене и отодвинул в сторону висевшую на ней картину. Похоже, это распространенный прием, мысленно отметила я. Однако за картиной обнаружился не тайник, а маленький кружок из стекла, через который можно было наблюдать за происходящим снаружи. Я с опозданием сообразила, что прямо за этой стеной идет внешний коридор.
Эстли ненадолго приник к этому своеобразному окошку, располагавшемуся как раз на уровне глаз.
– Занятно, – сказал он, возвращая картину на место. – В коридоре стоит горничная с тряпкой в руке. И ничего не делает. Что, впрочем, неудивительно, ведь уборка всегда проводится здесь по утрам.
– Думаете, она специально выжидает, а заодно следит, не найдет ли меня кто-нибудь прежде? – угадала я.
– Практически уверен, – кивнул Эстли.
– А она не могла вас заметить, когда вы выглядывали наружу?
