Генри что-то пробормотал насчет того, что это все чушь.
– Имей в виду, – прошептала я. – Это намного опаснее, чем просто следить за кем-то. Этот тип, как мы уже убедились, настоящий головорез. Если он жив, то может быть очень опасным.
Генри презрительно ухмыльнулся и последовал за мной.
Мы подошли к лежащему человеку. Мое сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди и сбежать от меня, чтобы укрыться в церкви.
Я никогда еще не имела дела с мертвецами, разве что с мумиями, но они не в счет. Слишком уж давно покинули этот мир мертвецы, из которых делали эти мумии.
На соборной площади стояла мрачная, давящая тишина. Не было слышно даже дальнего стука колес по мостовой – словно сама Смерть накрыла это место своими черными крыльями.
– Жутковато, верно? – прошептал Генри.
– Не трусь, – шепнула я в ответ.
Я не знаю, почему мы говорили шепотом, но, наверное, именно так и нужно вести себя в присутствии Смерти.
Вначале я увидела ноги лежащего мужчины, торчавшие из-за угла, за который он свалился. Я придержала Генри за руку, чтобы он не споткнулся о них. Затем медленно двинулась вперед, вдоль этих вытянутых черных ног, к телу. Он лежал неподвижно, лицо его было мертвенно-бледным, словно из человека вытекла вся кровь.
Зато вокруг него была целая лужа крови! И весь жилет беглеца с левой стороны пропитался кровью. Я наклонилась посмотреть, дышит ли он, и мне показалось, что его грудь совершенно не поднимается и не опускается. Дурной знак.
Я робко опустилась на колени рядом с телом и, набравшись храбрости, наклонилась вперед, глядя на кончики усов беглеца – не шевелятся ли они?
Затем я обернулась к Генри.
– Он не дышит…
В этот миг меня за локоть ухватили твердые, сильные пальцы. Я едва не взвизгнула, но удержалась, стиснув зубы, и отодвинулась – но недалеко, потому что лежащий беглец прилип ко мне как пиявка.
Генри обхватил меня, желая оттащить подальше, и тут беглец хрипло произнес:
– Помогите.
Голос его звучал очень слабо, но это слово я хорошо разобрала. Что ж, если этот тип может говорить, значит, он не мертвец. А что это означает? А то, что мы должны помочь ему, кем бы он ни был. Я выдохнула и заставила себя наклониться ближе к лицу беглеца на тот случай, если он еще что-нибудь скажет.
– Генри, – обратилась я к брату. – По-моему, мы проходили мимо полицейского участка на Боу стрит. Ты не мог бы слетать туда и позвать на помощь?
– А ты не боишься, что они подумают, будто это мы его…
– Не надейся. Мы с тобой дети. А дети не нападают на здоровенных прохожих.
Вцепившийся мне в рукав беглец потянул меня к себе и прохрипел:
– Не надо полицию.
– Но из вас кровь хлещет как из ведра! Мы собираемся помочь вам.
– Сом сет хо, – выдохнул беглец.
Черт подери! Теперь он заговорил на каком-то иностранном языке. Неужели не может продолжать на нормальном английском?
– Простите, я не поняла, – сказала я.
Мужчина облизнул губы и сделал второй заход.
– Сомерсет. Хаус. Помощь. Там.
– Сомерсет Хаус? – спросил Генри.
– Да. Это в нескольких кварталах вниз к реке, – пояснила я.
– Я знаю, где это, – отмахнулся Генри. – Но какую помощь мы там найдем? Я думаю, это очень подозрительно, что он не хочет, чтобы мы позвали полицию. И где гарантия, что он не заманивает нас в ловушку?
– Зачем ему нас заманивать в ловушку, если мы пытаемся ему помочь? Между прочим, если его залатают, он сможет рассказать нам, где искать сам знаешь что и почему он огрел Тетли по голове, чтобы завладеть этой штукой.
– Ты рехнулась, если думаешь, что он нам что-нибудь расскажет. У него на лбу большими буквами написано: «Секрет»!
Я повернулась к мужчине, и он снова потянул меня за рукав.
– Третий. Этаж. Общество. Антик… – с усилием произнес беглец и замолчал. Я подумала, не потерял ли он сознание и не случилось ли с ним еще кое- что похуже. Затем мужчина опять зашевелил губами, и я наклонилась ухом к самому его рту, чтобы расслышать.
