Аромат сладких трав исчез, угрюмая тьма трюма сгустилась вокруг, туманя рассудок молодой кобылы. Она почти чувствовала давление гамака. Как же быстро все закончилось! Мечта Перлины – мечта о сочной траве, запахе дома, запахе свободы – оказалась разбитой вдребезги. Мечта погибала…
Эсперо устоял на ногах и из последних сил боролся с лассо. Его пронзительное ржание стало глуше, глаза закатились так сильно, что остались видны одни белки – словно две маленькие полные луны.
– Эстрелла! – раздался пронзительный крик, и мальчишка-конюх, а за ним и кузнец поспешили к ней. Один из людей Искателя подошел к Центелло и одобрительно потрепал его по щеке.
– Хорошо, хорошо, мальчик. Отличная работа!
Эсперо с яростью и презрением уставился на жеребца.
– Хороши же боги, предавшие своих собратьев!
Центелло не обратил на него никакого внимания, принимая лакомство из рук человека.
Эстрелла и Селесто переживали худшие минуты своей жизни. Еще сражался Эсперо, но Корасон и Анжела уже покорно подставили головы под уздечки. Сама Эстрелла лишь однажды испробовала уздечку на себе – когда ее вытаскивали из трюма, чтобы бросить в море. Тогда люди просто вышвырнули ее, а теперь насильно возвращали в свой мир. Мир мундштука, уздечки, седла и шпор. Мир веревок и подков. Мир жестокости. Она отчаянно и жалобно заржала, когда уздечка сдавила ей нос и щеки.
– Нет! Неееет!
Запах людей был повсюду. Запах людского пота. Запах людской жадности. Хозяева вернулись, и ее тошнило от их запаха. Веревка туже сдавила горло, и глаза Эстреллы закатились.
Мальчик нежно гладил ее мокрую от пота шкуру.
– Не бойся, маленькая, не бойся! – он пытался лаской унять ее дрожь. – Все будет хорошо. Мы отведем тебя во дворец. Я молился за тебя, Звездочка. Я знал, что у тебя получится. Это, знамение Божье!
Эстрелла так давно не слышала людей, что язык их звучал резко и непонятно. Он отчаянно замотала головой, но конюх подтянул уздечку – и она уже едва могла двинуться. От уздечки и поводьев исходил странный запах – пахло солью, железом и каким-то зверем… Неужели их сделали из кожи животных?
Эта мысль перепугала ее до смерти, и она снова начала брыкаться. Хлыст свистнул и обрушился обжигающим ударом на круп. Эстрелла завизжала, из глаз потекли крупные слезы. Она снова взбрыкнула – и сбросила парнишку со спины, после этого на шее у нее затянули еще один аркан.
– Дикая штучка! – сказал один из людей. – Дерни поводья на себя и бей ее по крупу, как мы сделали с Гордо.
Кто-то разжал Эстрелле губы и просунул в рот нечто, пахнущее железом. Одновременно ей сильно сдавило ноздри. Она не могла больше ни о чем думать – только о носе и губах, – и потому не заметила, как ей накинули ременную петлю на задние ноги. Потом она попыталась взбрыкнуть – и едва не упала. Как же она сможет идти?!
Острая боль пронзила губы и нос. Ослепленная болью, стреноженная, Эстрелла сделала один маленький и нелепый шажок… другой… В мозгу взорвалась мысль: «Они сломали меня! Они победили!»
Люди безжалостно рвали, ломали, уничтожали ее свободу, и теперь она познала новое горькое чувство: унижение.
Образ маленькой лошадки, бегущей среди высоких трав, вспыхнул в мозгу, и Эстрелле стало невыносимо стыдно, словно она предала свою мечту.
Но внезапно внутри зародилось и какое-то новое ощущение. Что-то крепкое, твердое и несгибаемое, заставившее ее выпрямиться и поднять голову. Люди могут бить ее, хлестать кнутом, стреножить, арканить… могут даже убить – но им ее не сломать! Неважно, сколько веревок на нее накинут, неважно, сколько уздечек стянут ей морду и сколько мундштуков разорвут в кровь нежные губы – она больше никогда не позволит себе вновь испытать такое унижение, отчаяние и стыд.
Стреножили и туго взнуздали только Эстреллу и Эсперо. Ремни на голове и шее затянули так сильно, что они едва могли ржать – скорее, слабо и тихо стонать.
Люди вели лошадей в поводу довольно долго – пока не добрались до насыпной дороги, рассекавшей озеро пополам. Впереди, сверкая в ночи, возвышалась огромная пирамида – гора, в которой были вырезаны ступени. Более мелкие строения уже поглотила ночная тьма, но пирамида сияла огнями. Эстрелла никогда не видела ничего подобного. Их привели не просто в какое-то поселение – сотни поселений были собраны здесь воедино, и над всеми ними возвышалась эта громадная пирамида.
Эстрелла не могла повернуть голову, но все же скосила глаза и увидела, что вдоль дорог стоят толпы людей Чицен, наблюдающих за процессией богов. Некоторые при виде лошадей падали на колени.
– Видишь, как они склоняются перед нами, Гордо? – спросил Центелло хвастливо.
Два десятка индейцев, в том числе и дети, распластались по земле, простирая к ним руки и бормоча что-то на непонятном лошадям языке. Центелло милостиво кивал им, словно принимая их поклонение и молитвы.
– Я побывал во многих битвах и на многих войнах, но это завоевание было самым легким. И все благодаря нам! Лошадям! Мы выиграли без боя, потому
