ПРИВА,
О Астарта, мать моя, услышь мольбу твоей дочери, твоей посланницы в мире людей. Узри кровь, бурлящую в моих венах и толчками омывающую стенки черепа. Тебе ведь знаком гнев Сахара? Услышь, как стекло с глухим стуком разбивается о мое нагое тело. Ощути зияющие раны, которыми они покрыли мои бока и руки, — из них выскальзывают длинные черви, белые и шелковистые. Почувствуй их медленное продвижение к поверхности моего тела. Пойми, они стремятся покинуть его, и я не хочу больше удерживать их.
Узри мое сомнение, о Астарта, багряная царица. Укажи мне путь, я так в этом нуждаюсь. Прямо сейчас. Молю, пошли мне одно из тех спасительных видений. Неделями я ищу тебя во тьме, но ты мне больше не являешься. Нет больше ни багрянца, ни пламени, ничего. Я схожу с ума. Ты исчезла без следа. Мне страшно. День и ночь я дрожу. Теперь, когда вирус во мне, ты покидаешь меня?
Ты моя мать. Ты нужна мне.
Прямо сейчас.
ПРИВА,
Кругом темно и влажно, давящая атмосфера. Сознание тонет в оглушительном шелесте крыльев. Невозможно думать. Физически невозможно сосредоточиться в этом гомоне. Никакой возможности для работы нейронов. Поле, обычно занимаемое мыслью, усеяно противопехотными минами и кратерами, глубокими, как колодцы. Непроходимый путь. Один только вид траектории, прочерченной красным мелом по этому смертельному лабиринту, заставляет его взвыть от боли.
Натан пытается продвинуться вперед.
У него в голове разрываются бомбы, образуя глубокие ямы. В них свистит ледяной ветер. Вой переходит в крик, а потом в грохот дробилки, вокруг которой плодится множество микроскопических резаков, вгрызающихся в плоть. Ни единой капли крови. Ожидая увидеть ее, Натан начинает щупать руками. Он роется в студенистой массе мозга и вынимает оттуда пальцы, отчаянно надеясь обнаружить на них следы крови. Шелест крыльев мешает ему сосредоточиться.
Может, там все-таки есть кровь?
«Никак не могу увидеть ее».
Перед глазами плывет. Но это не просто муть. Есть еще что-то. Одноцветная муть.
Кровь, которую он ищет в черепной коробке, заливает глазные яблоки. Он теряет равновесие и падает.
Натан кричит. Приподнявшись, он пробует нащупать в темноте стол, шкаф, какой-нибудь предмет, за который можно было бы ухватиться. Натыкается на металлический поручень, который крепится к стене. Краснота исчезла, но оглушительный шум по-прежнему здесь.
Внезапно он чувствует себя легким, как птица. Он почти потерял вес, только на руки, вцепившиеся в поручень, еще действует сила тяжести. Ощущение покоя побуждает его разжать пальцы и обхватить руками голову, чтобы защитить от возможных ударов.
Раны, в которые он еще несколько минут назад погружал пальцы, затянулись.
Его тело поднимается над полом, парит в комнате без потолка. Он раздет, и его член, как ни странно, висит, — единственное, что противоречит видимому отсутствию притяжения. Тело удерживают невидимые руки. Пол сплошь покрыт желтоватыми лужицами. От них исходит сильный запах мочи. Лужицы разрастаются и сливаются воедино.
Моча поднимается все выше, стремительно поглощая стоящую в комнате мебель.
Теперь здесь остался только Натан, и его член свисает над этим бассейном мочи. Натан хочет повернуться, чтобы избежать контакта с жидкостью, в которую вот-вот окунется, но у него не выходит. Он напрягает мышцы рук, бедер, живота, но они не слушаются.
«Уровень поднимается».
Когда между жидкостью и его пенисом остается всего тридцать сантиметров, раздается слабый всплеск, и движение резко прекращается.
Тишина, почти абсолютная.
Гул исчез. Натан слышит, как бьется его сердце.
По поверхности жидкости пробегает ветерок, у Натана встают дыбом волосы. Его охватывает чувство абсолютной пустоты. Жидкость колышется. Легкая рябь, потом бульканье. Она темнеет, постепенно покрываясь чем-то, что Натан принимает за водяных пауков. Со всех сторон стекаются паукообразные на длинных ножках, на него надвигается целое полчище. Точнее, на его пенис, свешивающийся вниз.
