– Ты был моим Охотником! – кричала я. – Ты научил меня разводить огонь, ставить капканы, чистить оружие. Черт, да ты мои царапины и раны лечил, а сам в это время… а сам…
Я упала на колени в грязь и разревелась.
Жар от огня осушил мои слезы, словно намекая, что Охотник их не стоит. А он и не стоил. Лайон сказала правду. Я видела, что лежит в его сундуке, и больше не могла здесь оставаться.
Десять счастливых лет сгорали и превращались в дым вместе с хижиной.
Охотник на волков, надо же. Худший охотник во всем БиСи, а их тут пруд пруди. Где были мои глаза?.. Я подбежала к куче дров и кинула полено в огонь. Потом подобрала топор и тоже швырнула туда же. Давай, гори! Спали тут все дотла! Пусть ложь превратится в дым.
Есть правила, которые нельзя нарушать. Нельзя убивать ради забавы. Убивай ради пищи или чтобы выжить, но не для развлечения. Иначе лес сожрет тебя и выплюнет кости.
Я уходила в лес и вновь возвращалась к хижине. Куда мне идти? Продать мне нечего, обратиться за помощью не к кому. Пойти в Риджуэй и умолять о приюте незнакомцев на улицах? Или вернуться в Долстон, пойти к той женщине и сказать: «Я знаю его. Это он убил всех тех женщин. Пойдите и убейте его»?
Не знаю, был ли то страх или дурацкая верность, но когда я представила, что Лайон пристрелит его из своего шестизарядного револьвера, меня замутило. Дым наполнил легкие, и я упала на колени, задыхаясь от кашля. Надо уходить, а то вернется Крегар, и мой скальп тоже попадет в деревянный сундучок. Бежать, не чуя под собой ног, подальше от него. Вот только после всех криков и слез внутри у меня было пусто. Остались лишь слова из давно потерянного письма: «
Охотник однажды спросил, где мои мама и папа, и я сказала ему, что они отправились искать золото. Он рассмеялся и заявил, что они наверняка уже мертвы. Но я верила, что они нашли то, что искали, и теперь живут в роскоши далеко-далеко на севере и ждут свою малышку. У меня есть настоящие мама и папа, и они такие богатые, что у них туалет в доме. Бабка о такой роскоши всегда мечтала. А еще у них есть отдельная комната для меня, а в ней – настоящая кровать, так что больше не придется спать на полу. У них есть слуги, которые убирают в доме и работают на шахтах, поэтому родители смогут проводить со мной целые дни. Они обнимут меня, и скажут что любят. И это будет правда.
Вдруг по небу прокатился раскат грома. Я похолодела, а ветер раздул пламя, и теперь оно с жадностью пожирало остатки моего дома. От него шел такой жар, что спечься можно было, однако меня все равно затрясло. А потом затрясло еще сильнее, когда я поняла, что мне придется встретиться лицом к лицу с этой бурей. Я должна пройти сквозь нее, если хочу избавиться от Крегара и найти родителей. Я покрепче сжала нож, так что зазубрины на клинке впились в кожу, и зашагала прямо в пасть буре.
Небо потемнело и нахмурилось. Сверкали молнии, гремел гром. Пламя костра осветило мое лицо, и я заорала: «Нет, буря, ты меня сегодня не получишь! Сегодня я иду за тобой!»
Я бросилась ей навстречу, вопя во все горло, чтобы выкричать слезы и гнев на того, кем оказался мой Охотник. Буря заметила меня, заглянула мне в глаза и даже глубже – в самое сердце. Она поняла, что я иду за ней, желая наказать за то, что она оставила меня с Крегаром. Поняла и трусливо отступила. Белые облака разошлись в стороны, приоткрыв тонкую линию голубого неба, указывающую на север. Туда, где мои мама и папа, их богатство и мой новый дом.
Буря дала мне спокойно уйти. Я не поблагодарила ее и даже козла в ее честь не зарезала, как некоторые тут делают. Она мне кое-что задолжала, после того как бросила прямо в пасть детоубийце по имени Крегар Холлет. Гнев затуманил мой разум, и я даже не подумала спрятать или запутать следы. Вот дура! Не сообразила, что Крегар за мной пойдет.
Мусса нашлась
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ я шла прямо на север. Иногда оборачивалась и видела черный дым от сгоревшей хижины на фоне голубого неба. На четвертый день он стал белым – значит, огонь окончательно погас; а на шестой я и вовсе его не увидела. Мой дом исчез, и я поняла, что хотел мне сказать лес: у меня никогда и не было дома. Если все, что мне рассказали об Охотнике – правда, то надо бежать без оглядки, потому что я все еще слишком близко к нему. Меня по-прежнему мучили сомнения, что Лайон ошиблась, я думала, что надо вернуться и найти мужчину, которого называла папой. А потом перед глазами вставали высохшие скальпы, и я понимала, что она права. Все ее слова – правда. Потому я продолжала идти.
Здесь росли уже совсем другие деревья – высокие, тонкие и разлапистые. Лето умирало, и было уже достаточно прохладно, чтобы не потеть, но не так холодно, чтобы отморозить пальцы, потому идти было легче. Я шла вдоль реки Мусса, спала на земле и охотилась время от времени, чтобы не умереть с голоду. На третий день мне до смерти надоели белки, и я устала спать на камнях. Вся живность попряталась. Никто не шел в мои капканы. Однажды сработала ловчая яма, я кинулась туда, но какая-то крупная тварь первой добралась до моей добычи. Лес был против меня.
Я скучала по Охотнику. Сейчас мне не стыдно в этом признаться. Да, я скучала по нему тогда. Даже думала вернуться и поискать его. Вот только нашей хижины больше не было, и я не представляла, где Охотник. Я еще подумала: «А вдруг он за мной пойдет», но потом решила, что он сейчас слишком занят. Прячется от Лайон с ее револьвером.
А потом перед глазами вставали корчащиеся в огне черные волосы и татуированное лицо на плакате. Я вновь и вновь повторяла себе одну и ту же
