– Я переживу!
– …и непитательная. Ее, Бабочка, вообще не едят. Ее колют.
Бабочка вздохнул и отошел в уголок. Отлить.
Санёк глядел на макака. Мелкий какой-то, совсем не страшный. Ну почти совсем – зубы и когти при нем. Один из когтей Любка вырезала и сунула в пустую гильзу разгрузки.
– На память, – пояснила она Саньку. – Это мой макак.
Вскрывала тело она с большой сноровкой. Чувствовалось: далеко не в первый раз. Один точный надрез, прорезающий шкуру и мясо, два – внутри, и в руке – железа. Маленькая, с фалангу большого пальца. От железы поднимался легкий парок.
– Горяченькая, – сообщила Любка. – У него в брюшине градусов пятьдесят, не меньше.
Она уложила железу в маленький контейнер, спрыснула из баллончика, перед тем как запечатать.
– Жидкий азот, – пояснила она Саньку. – Теперь – следующий. Башку ему назад оттяни…
Иван собрал новое совещание:
– Короче, так, Чистильщики. Есть два варианта. Катапультнуться. Это один. Выйти и обнулить того макака, которого подранил Кирилл. Если сунется. И решаем быстренько, потому что до заката – часа два, а меня почему-то не радует мысля ночевать в Городе. Голосуем. Кто за то, чтобы катапультнуться?
Руки подняли двое. Кирилл и, к удивлению Санька, Шахид.
– Кто за прорыв?
Бабочка, Костя и сам Иван.
– Любка, ты чего?
– Я не знаю, Ваня. Я – как вы решите.
– Значит, решили на прорыв.
Санька почему-то никто спрашивать не стал, хотя он бы тоже воздержался. Ему степень риска, как выражался Фёдрыч, не оценить.
Собрались. Проверились. Перезарядили.
– Я, Кирилл – первые, Сашка и Любка – за нами, держат потолок, Бабочка, Ёрш, – ваши фланги, Шахид – замыкающий! Вопросы, Чистильщики?
Вопросов не было. Саньку было понятно, что его и Любку сунули в центр группы, в самое безопасное место, но в герои не стремился. Он уже «пообщался» с макаком и повторения не жаждал.
– Схема: выходим, занимаем круговую, ждем. Нет атаки – под прикрытием собираем тушки, возвращаемся в бункер. Всё. Погнали.
Как и было приказано, Санёк смотрел только вверх. Через тепловизор. Когда они отошли от бункера шагов на десять и остановились, он уже убедился, что на крыше макаков нет. Только кровавые пятна. Еще один кровавый след уходил за кучу разбитых каменных столбов.
Грохотнул автомат Бабочки. Отскочившая гильза ткнулась Саньку в плечо.
– Крысюк, – пояснил Бабочка. – Хабар наш жрать нацелился.
Макаков не наблюдалось.
– У нас четыре тушки, – сказал Иван. По голосу чувствовалось: нервничает. – Подходим к каждой по очереди, начиная с самой дальней. Не разделяемся. Бабочка, Ёрш, Сашка, – вы тащите. На Ерше – две. Берет последним. Остальным – бдить.
Одиночный выстрел. Шахид. Тварь, похожая на метровой длины гусеницу, скатилась с отвала и заизвивалась в агонии.
– Ох, набегут сейчас… – охнул Бабочка.
– Не паниковать! – рявкнул Иван. – Шевелим булками!
За мартышами пришлось лазать по хаосу из обломков строительных конструкций.
– Я! – сразу заявил Санёк. – Я умею лазать.
Иван не возражал. Дозорные время от времени постреливали, сбивая ползучую и летучую живность.
– На кровь идут, – сказал Кирилл, разогнав очередью стаю крысюков.
Последнего макака Санёк оставил себе.
– Уходим!
– Вроде пронесло, – пробормотал Бабочка.
И сглазил.
Совсем близко раздался мерзкий оглушительный скрип, и на отвал выбралось чудовище. В генеалогическом древе мутика, вероятно, когда-то были мишки, потому что общий силуэт твари напоминал именно медведя. Но силуэтом сходство и ограничивалось. Морда, спина, грудь, лапы мутанта были покрыты не шерстью, а серо-зелеными панцирными пластинами, шерсть же сохранилась только на складках кожи между пластинами.
Пасть емкостью с багажник хетчбэка распахнулась так широко, что всякий, включая Санька, мог убедиться: набор зубов у мутанта – тройной. Причем,
