– Конечно, не по доброй! – сердито отмахнулась Зубейда. – Его как рыбу разделали, в том месте мрамор пришлось перекладывать – кровищу не отмыть было…
– Я не о том, – мрачно сказала Мараджил.
– Опять ты за свое! – вскинулась мать халифа. – Не подсылала она никого! Что ты прицепилась к моей бабке!
– А я и не об этом, – пожала плечами парсиянка и зацепила ложечкой еще шербету.
– Ты убьешь меня сегодня, несомненно, – проворчала Ситт-Зубейда.
– Можешь злиться, Зубейда, но эта тайна не стоит и медной монетки. Айша Умм Фахр водила Тарика в спальню.
– Слыхала я эти сплетни, и не раз. Домыслы! – отфыркнулась мать халифа.
– А чтобы от позора уберечься, его и подкололи, – настаивала Мараджил.
– Все врут, – сурово уперлась Ситт-Зубейда.
– И по горлу полоснули не зря, а чтобы он ничего сказать не сумел!
– Кто ж подослал-то?
– Да те, кто над ним стояли, те и подослали! Звездочет и шейх!
– А ты почем знаешь? Ты с Джунайдом встречалась, что пальцем в него тычешь? – окончательно рассердилась Зубейда.
– Кассим аль-Джунайд, – тонко улыбнулась Мараджил и отложила ложечку на поднос, – после того как уложил этого вашего упыря на покой, каждые два года ходил в хадж. Зачем?
– Лучше бы он отправился в хадж сейчас – от его меча было бы больше толку, чем от его молитв, – мрачно пробормотала Ситт-Зубейда.
– Меч ему понадобится, когда нерегиль проснется, – фыркнула Мараджил в ответ. – Вот увидишь, как они схлестнутся…
– Да откуда ты взяла все это, о бесстыжая? – гаркнула мать халифа.
– Ну будет тебе, матушка! – звонко расхохоталась Мараджил.
– Нет, ты мне скажи!
Парсиянка засмеялась так, что повалилась навзничь на подушки, а ее невольницы захихикали, прикрывая лица пашминами.
– Мараджил!!!
– Ладно, – отдуваясь и поправляя державшие шапочку шпильки, поднялась и села парсиянка. – Скажу тебе, о Зубейда. После того дела один из слуг сбежал и нанялся служить моему деду. Слуга-то все и рассказал: и про то, как они во дворце как кошки по коврам катались и только что не мяучили, и как в загородной усадьбе тайком встречались, и как в горном имении великая госпожа что ни день Тарика в сад таскала. Слуга этот, кстати, как раз в саду копошился, когда Джунайд к ней пришел и предостерегать начал. Бедняга все боялся, что, раз нерегиля за прелюбодейство убить пытались, тех, кто служил госпоже Умм Фахр в Дар-ас-Хурам, возьмут на допросы и пытки. Так и умер, дрожа от страха…
– Рассказывают, что прислугу из того дворца и впрямь всю распродали… – задумчиво протянула Зубейда. – И сам дворец снесли, все еще гадали, отчего так – и года в нем Умм Фахр не прожила, и на тебе – все под снос…
– Ну вот, теперь ты все знаешь, сестрица, – вежливо поклонилась Мараджил.
– И впрямь знаю, сестрица, да благословит тебя Всевышний за рассказ и предостережение… – Зубейда хмурилась все сильнее и сильнее.
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь перезвоном браслетов и шелестом шелка.
Вдруг Ситт-Зубейда заговорила снова:
– Завтра мой сын и твой сын встретятся. Для того вас и вызвали из Хорасана с такой поспешностью.
Мараджил настороженно молчала, прищурив глазищи.
– Дело и впрямь будет иметь касательство к нерегилю.
– Что-то ты издалека начала, о сестрица, – мягко проговорила парсиянка.
Зубейда решилась:
– Мне говорят, что ты и твой сын сговариваетесь против халифа, чтобы убить его и отнять престол. Еще говорят, что Абдаллах, сын твой, желает разбудить нерегиля, чтобы расправиться с теми, кто не пожелает ему подчиниться после гибели халифа аль-Амина.
Стало слышно, как на пристанях Тиджра перекликаются лодочники.
– Так ли это? – тихо спросила Ситт-Зубейда.
Черная радужка глаз Мараджил, казалось, не отражала дневного света.
Вдруг парсиянка улыбнулась:
– Зубейда, про меня и моего сына тебе будут говорить в оба уха. Не переставая. Потому что супруга нашего, Харуна ар-Рашида – да будет доволен им Всевышний! – видать, попутал див, когда он составлял завещание. Не бывает у царства двух наследников, не бывает у царства двух правителей. Не должно быть такого, чтобы один сидел властителем здесь, в столице, а другой – во всем ему равный – полноправным владетелем в Хорасане. Нельзя делить страну между двумя братьями. Это соблазн, Зубейда, а посланник Всевышнего говорил, что верующему должно бежать соблазна.
