толстого халата зарябили в счастливых глазах халифа, жадно впитывающих все: и грубый кожаный пояс, крепко стягивающий талию над узкими бедрами, и стройные длинные ноги, которые не могли обезобразить даже широкие ватные штаны…
– Да-да… – рассеянно откликнулся аль-Амин, расплылся в улыбке и ласково поманил гуляма пальцем.
– …Скоро полдень, – кивнул Джавед. – Пора.
Связанный парнишка судорожно забился в крепких руках айяров.
Рот ему заткнули – до поры до времени.
Колючий, рыжий, мертвый от солнца кустик можжевельника жалко колыхался под злыми порывами ветра. С ветки рвались выгоревшие, потерявшие цвет лоскуты. Парс, кивая собственным мыслям, вытащил из-за пазухи халата колокольчик. Тот глухо, странно зазвенел.
Мальчишка мычал и мотал мокрым от слез лицом. Джавед, старательно сопя, извлек из рукава веревку, продел в ушко и принялся навешивать колокольчик на ветку.
– Вы это, к дереву его привяжите, как положено, – приказал он айярам.
Под нависавшей гребнем скалой топорщилась рыжеватая, облетевшая сосенка. Айяры отволокли парнишку к дереву, усадили на землю и принялись старательно прикручивать к высокому стволу.
– А то, знаешь, бывало, что и развязывались в последний момент, – всякое бывало, – покивал парс, отвечая на вопросительный взгляд Садуна. – Страх силы прибавляет – так они веревки рвали и бежали прочь как те антилопы… Приходилось ловить, тащить обратно…
И громко приказал:
– Все? Готово? Тряпку вынимайте тогда. И отходим подальше.
Они залегли на соседней, плоской и широкой скале. Впадина с сосенкой и можжевельником просматривалась прекрасно.
Мальчик кричал высоким, хриплым голосом. Ветер гудел. Звенел колокольчик на ветке.
– Что это за язык? – подивился Садун. – Ничего не понятно…
– А шайтан его знает, – пожал плечами Джавед. – Степняки на продажу гнали, может, найман, может, журжень, – хотя шайтан их разберет, все на рожу одинаковые…
За криками, плачем и всхлипами они едва не пропустили главного – свиристение волокущегося по камням чешуйчатого тела.
Змей выполз из-за дальнего края скалы. Длинный, локтей в семь, с гребнистой спиной и раскоряченными в стороны, шипастыми на суставах лапами. Хвост истончался почти у самого основания – словно демон еще не нарастил мяса на задницу, и потому за ним волоклось что-то тонкое и черное, как у диковинной крысы.
Мальчик поперхнулся криком и замолчал. Перекошенное лицо из красного стало белым-белым.
Аждахак быстро, очень быстро побежал к жертве, разевая усаженную двойными рядами зубов длинную пасть.
…Через некоторое время Садун порадовался, что он лекарь, и лекарь харранский – в Городе Звездочетов учили строению человеческого тела, вскрывая трупы. На занятиях с учителем приходилось свежевать и разделывать мертвецов, чтобы изучить расположение органов, устройство суставов и переплетение сухожилий.
Аждахак начал с ног. Отгрызал – и заглатывал большими кусками.
Садун ждал, как змей поступит с туловищем. И с головой. От этого зависело многое.
Как и ожидалось, аждахак отъел руки. И начал последовательно выкусывать внутренности. Голову змей заглотил, когда она, с остатками плечей и груди, уже оказалась на земле.
Рядом с Садуном на камне лежал и смотрел Фархад. Лекарь купил юношу совсем недавно, перед самым отъездом, но тот уже успел показать себя расторопным и смышленым малым. Ибн Айяш прочил мальчика в ученики – у того оказались умные руки, в самый раз для лекаря.
– Что скажешь, дитя мое? – мягко поинтересовался сабеец.
– Амулетов лучше навесить несколько, – задумчиво проговорил Фархад. – И один – обязательно на шею. Лучше даже на ошейник – так вернее. И тварь непременно обломает зуб. Возможно, что и не один.
– Правильно мыслишь, – отозвался Садун. – А потому – правильно рассуждаешь.
Аждахак, сыто переваливаясь, уполз в тень соседней скалы, а потом и вовсе скрылся из виду.
Сабеец обернулся к грызущему травинку парсу и спросил:
– Маленький змей всегда так… питается, о Джавед?
Тот покивал. И добавил:
– Здоровый – тот надевается на человека, как змея на мышь. Целиком заглатывает. Или перекусывает – и жрет по половинке.
Лекарь с учеником переглянулись. И Садун твердо сказал:
– Я приведу тебе раба, о Джавед. И ты отдашь его малому аждахаку прямо на этом месте.
