Пока я изучаю группы людей, одетых в нарядные платья и английские костюмы, в мою сторону поворачивается не одна голова. Их взгляды тяжелые, оценивающие. Похоже, для тех, кто присутствовал на моем дебюте, я навсегда останусь той, кем была в ту ночь, — девушкой в крови, которая не могла ни говорить, ни плакать, ни кричать.
Я приношу несчастье в их спокойную, размеренную жизнь, и тайна смерти моей матери никогда не будет раскрыта. В конце концов, какое животное убивает так рассудочно, как то, что убило мою мать? Какая дочь будет сидеть рядом с трупом собственной матери и не проронит ни слезинки?
Я никогда ни с кем не говорила о том, что произошло той ночью. Никогда не показывала скорби, даже на похоронах матери. Я просто не вела себя так, как должна была вести себя невиновная девушка.
— Пойдем, — шепчу я. — Ты никогда не умела лгать.
Она бросает сердитый взгляд на мисс Стэнли.
— Они просто злобные дуры, которые не знают тебя.
Она убеждена в моей невиновности и чистоте. Когда-то Кэтрин действительно знала меня. Ту меня, какой я была раньше. Теперь есть только один человек, кто на самом деле понимает меня и видел разрушительную часть, которую я скрываю, — потому что он тот, кто помог ее создать.
— Даже твоя мать подозревает, что я в чем-то замешана, а она знает меня с младенчества.
Кэтрин усмехается.
— Ты не особо стремишься улучшить ее мнение, раз исчезаешь во время каждого светского раута, на который она нас сопровождает.
— У меня бывают головные боли, — говорю я.
— Подходящая ложь для первого случая, но на седьмой раз она вызывает подозрения. Может, в следующий раз придумаешь другую болезнь?
Она ставит пустую чашку на стол. В тот же миг рука автомата подхватывает ее и убирает на конвейер, который возвращает грязную посуду в кухню.
— Я не лгу, — настаиваю я. — Головную боль, которая прямо сейчас возникла у меня в висках, вызвала мисс Стэнли.
Кэтрин закатывает глаза.
Оркестр у дальней стены берет несколько вступительных аккордов. Вот-вот должен начаться стратспей, и моя бальная карта на удивление заполнена. Аристократы крайне лицемерны. Они придумали преступление и обвинили меня в нем, однако мое приданое — это приманка, которую многие джентльмены не в состоянии игнорировать.
Как результат, ни единого свободного танца и куча пустопорожних разговоров. Но я хотя бы люблю танцевать.
— Твой лорд Гамильтон покидает своих собеседников, — замечает Кэтрин.
Лорд Гамильтон маневрирует между стайками дамочек возле стола с напитками. Невысокий, крепкий мужчина на двадцать лет старше меня, лорд Гамильтон отличается лысиной и пристрастием к галстукам необычного дизайна. Кроме того, у него есть досадная привычка гладить мое запястье — что, я полагаю, должно меня успокаивать, но в действительности я чувствую себя двенадцатилетней.
— Он не
Кэтрин издает фырканье, которое никак не подобает издавать леди.
— Ты сама согласилась танцевать с ним.
Я бросаю на нее испепеляющий взгляд.
— Я не законченная грубиянка. Я не стану отказывать в танце, разве что кто-то другой пригласит меня.
Лорд Гамильтон останавливается перед нами. Розовато-лиловый, зеленый и синий цвета создают на его шелковом галстуке странный узор. Он вежливо улыбается, как и подобает джентльмену.
— Добрый вечер, леди Айлиэн, — говорит он, затем кивает Кэтрин. — Мисс Стюарт, надеюсь, у вас все хорошо.
— Так и есть, лорд Гамильтон, — отвечает она. — И если позволите заметить, у вас довольно…
Лорд Гамильтон любовно всматривается в него, словно услышал комплимент своему величайшему достижению.
— Благодарю вас. Оттенки складываются в образ единорога. Часть герба Гамильтонов.
Я моргаю. Пожалуй, узор напоминает какое-то морское чудовище.
Кэтрин кивает.
— Как чудесно! Я считаю, что он вам очень идет.
Я продолжаю молчать. Мне отчаянно не хватает практики светских бесед, поэтому я вполне могу честно сказать ему, что розовато-лиловые кляксы больше похожи на щупальца.
Оркестр берет еще несколько аккордов, и пары направляются к центру залы, занимая места для танца.
Лорд Гамильтон протягивает затянутую в перчатку руку.
