матушка, будь она до сих пор с нами, была бы огорчена.
Кэтрин ахает. Я сжимаю кулаки и выдыхаю. Внутри меня начинает расти тоска, которую быстро заменяют гнев и всепоглощающая жажда мести. Всего одно убийство, чтобы еще раз похоронить болезненные воспоминания о смерти моей матери. Даже мой идеальный контроль не безграничен — я должна найти фейри до того, как жажда уничтожит меня.
— Матушка, — решительно заявляет Кэтрин, — вы не могли бы подождать меня в бальной зале? Я скоро там буду. — Когда леди Кэссилис открывает рот, чтобы запротестовать, она добавляет: — Я ненадолго. Просто позвольте мне сопроводить Айлиэн в дамскую комнату.
Виконтесса окидывает меня взглядом, высокомерно вздергивает подбородок и идет к бальной зале.
Кэтрин вздыхает.
— Она не нарочно.
— Нарочно.
— Айлиэн, что бы ты ни задумала — не задерживайся, или я не смогу навестить тебя в среду. Матушка…
— Знаю. Она считает, что я плохо на тебя влияю.
Она вздрагивает.
— Возможно, недостаточно хорошо.
Я улыбаюсь.
— Я ценю, что ты лжешь ради меня.
— Я никогда не лгу. Я просто слегка приукрашиваю факты, когда того требуют обстоятельства. Например, я собираюсь сказать матушке, что у тебя
— Это очень тактично с твоей стороны. — Я отдаю Кэтрин свою сумочку. — Ты не подержишь это ради меня?
Кэтрин смотрит на нее.
— Думаю, в дамской комнате сумочки не запрещены.
— Айе, но необходимость носить сумочку может усилить мою
Я вкладываю ридикюль ей в руку.
— Хм… Знаешь, когда-нибудь я стану задавать вопросы. Возможно, ты даже ответишь на них.
— Когда-нибудь, — соглашаюсь я, благодарная за доверие.
Она улыбается и говорит:
— Что ж, отправляйся в свое загадочное путешествие. Но не забывай о нашем ленче. Твой повар единственный, кто знает, как готовить идеальные огуречные сандвичи.
— Это действительно единственная причина твоего приезда? Чертовы сандвичи?
— Компания тоже довольно приятная… когда у нее нет головной боли.
Хулигански мне подмигнув, она шагает прочь и скрывается за двухстворчатой дверью бальной залы.
Я наконец свободна и снова двигаюсь по коридору. Юбки шелестят, длинные воланы поддерживаются тремя жесткими нижними юбками. С тех пор как год назад начались мои тренировки, я поняла, насколько ограничен женский гардероб. Каждое из украшений красиво — и абсолютно бесполезно во время битвы.
Как только я захожу за угол, сила фейри возвращается. Я позволяю обжигающему вкусу наполнить мой рот, наслаждаюсь предвкушением. Для меня эта часть охоты — одна из самых любимых, уступающая лишь самому убийству. Я представляю, как вновь стреляю, и, когда тварь издыхает, меня наполняет чувство покоя…
А затем, совершенно внезапно, мое горло заполняется вкусом слез, да так быстро, что я сгибаюсь пополам, меня тошнит.
— Проклятье! — бормочу я. Резкое отсутствие силы фейри означает, что выходец нашел свою жертву и теперь высасывает человеческую энергию.
Пробормотав еще одно ругательство, я собираю свои широкие юбки и подъюбники, сдергиваю накидку с плеч, обвязываю ее вокруг талии — чертовы приличия! — и бегу вверх по лестнице. Поднявшись, я в смятении оглядываюсь по сторонам. Так много дверей. Теперь, когда сила исчезла, я не могу сказать, в какой из комнат находится фейри.
Я быстро иду по вестибюлю. В коридоре тихо. Слишком тихо. Я болезненно воспринимаю каждый шелест моего платья, каждый скрип половицы под моими атласными туфлями.
Я прижимаю ухо к ближайшей двери. Ничего. Для уверенности я открываю ее, но комната оказывается пуста. Я проверяю следующую дверь. Все так же пусто.
Берясь за ручку следующей двери, я слышу тихий вздох. Так дышит человек, которому осталось жить всего несколько мгновений.
Я тщательно оцениваю свои возможности. У меня есть лишь один шанс спасти жертву выходца. Если я ворвусь внутрь, фейри может убить человека
