силы, чтобы не убить, а оглушить. У Мэй даже получилось не ранить его до крови – хотя шишки ему не избежать… Она аккуратно уложила его лицом на сложенные на столе руки, а фляжку поставила рядом. Конечно, если повезет, его товарищ решит, что дружок напился. Но рассчитывать на это особо не стоило. К тому же она не собиралась оставлять следы ночного визита. Возможно, они сообразят, что в доме побывал чужой, но не поймут, кто и зачем приходил. Мэй ведь не собирается что-то брать или общаться с девочками…
Впрочем… Разложенное на столе оружие притягивало взгляд и, поколебавшись мгновение, Мэй прихватила пистолет устаревшей модели, шестизарядный – но зато все патроны на месте. Если что-то пойдет не так, он ей понадобится. Вес оружия в руке придал ей уверенности, и она пошла к дверям. И снова остановилась в затруднении.
Одна дверь вела в скудно обставленную кухню, и там Мэй увидела вышедшего охранника. Он стоял спиной к ней и трудился над девушкой со шрамами от «Каина», прижав ее к разделочному столу. Глядя на задранные юбки бедняжки, Мэй страшно разозлилась, и пистолет разом налился холодной тяжестью. Пристрелить бы гада, как собаку… Снова пришлось напомнить себе: она здесь только как наблюдатель, нельзя вмешиваться… По крайней мере девушка выглядела совершеннолетней – а значит, могла сама распоряжаться своим телом. Правда, «распоряжение своим телом» здесь проходило чисто условно. Тем не менее, если девушка – не законная наложница, а здешняя подопечная, все равно: вряд ли бы она позволила себя изнасиловать. Значит, она этого хотела. Тут у Мэй внутри все скрутило от отвращения.
«Она же вышла из кухни, – говорила себе Мэй. – И она старше, чем девочки в таких салонах. Значит, либо наложница, либо прислуга. Эти животные не насилуют всех девочек подряд. Нет. В этой мерзкой стране очень ценятся девственницы. Остальных никто и пальцем не тронул…» Но Мэй все равно хотелось пристрелить охранника и избавить девушку от его домогательств. Холодный голос здравого смысла в голове твердил, что тот, пока занимается девушкой, не заметит, как она ходит по дому.
Другая дверь вела на узкую лестницу. Мэй поднималась осторожно, чтобы не заскрипеть половицами. С лестницы она попала в коридор, куда выходили пять дверей. Три из них были закрыты. Две открытые оказались ванной и офисом. Прикинув возможную планировку дома, Мэй решила, что за тремя закрытыми дверями – спальни. А если они заперты? Это вполне в духе здешних садистских принципов «воспитания»!
Мэй нажала на ручку, дверь легко и тихо отворилась. Она ступила внутрь и с радостью обнаружила, что там горел ночник. Видимо, чтобы хозяевам легче было совершать ночной обход. Четыре девочки, в возрасте от шести до двенадцати лет, крепко спали на узких койках под изношенными одеялами. Личики у всех были худые от голода, но на аркадиек девочки не походили. И следов «Каина» на них не было. Нормальные лица здоровых детей. Мэй отметила, что все они родились от смешанных браков, которые активно насаждались в РОСА, но никак не здесь.
«Это же джемманские дети, – осенило ее. – Похищенные в РОСА!»
Во второй спальне тоже спали дети, только кожа у девочек была чуть темнее, и волосы выглядели сухими и ломкими, как у людей с легкими признаками «Каина». «А этих выкрали в провинциях», – догадалась Мэй. А в третьей комнате спала девочка из провинции, джемманка и… ее племянница!
Да, это та самая девочка с фотографии, которую ей показывал Эмиль. Даже если бы Мэй никогда не видела фото, она узнала бы девчушку – слишком явным было фамильное сходство. Светлые кудряшки, почти белые в скудном свете, обрамляли маленькое личико – исхудавшее, но все равно милое. Мэй захлестнули эмоции – имплант увеличивал в крови содержание эндорфинов и адреналина. Ей пришлось отступить на шаг – иначе бы она схватила девочку на руки и унесла отсюда…
«Ни во что не вмешиваться. Просто собирать сведения», – повторила она себе.
И все же… Она приехала сюда, чтобы найти племянницу, но к здешним реалиям Мэй оказалась не готова. Одно дело, говорить себе, что ты здесь только как наблюдатель. А совсем другое – пройти мимо страданий не только племянницы, но и других девочек, похищенных из родной страны. После того как она увидела, в каких жутких условиях они живут, не говоря уже о той бедной служанке…
Мэй прикрыла глаза и сделала глубокий вдох: надо успокоиться. Рука ее коснулась янтарной рукояти кинжала у пояса.
«Кинжал привел меня сюда. Против всех доводов разума – привел, помог мне найти это место. Поэтому наверняка у него есть план для меня».
Однако чего бы оружие ни хотело от нее, это оставалось невыясненным. Мэй сейчас была не готова к решительным действиям. Надо отступить и вернуться с проработанным планом. А сейчас – уходить. По ее расчетам, мужчина на кухне уже сделал, что хотел, и обнаружил, что напарник без сознания. Первым делом он сделает что? Пойдет, посмотрит, все ли в порядке в спальнях девочек, которых он так небрежно охранял. А Мэй некуда бежать – дверь-то одна… Она еще раз с тоской оглядела племянницу и тихонько выбралась из полной сонного дыхания спальни.
Судя по доносившимся из кухни звукам, дело шло к завершению, а второй охранник так до сих пор и не пришел в себя. Мэй вышла через ту же дверь, прихватив с собой пистолет. Придется оставить его в туннеле, когда она вернется в усадьбу.
До усадьбы она добралась очень быстро – наверное, потому что в голове постоянно крутились мысли, строились планы, и время летело незаметно. Единственно… как она ни ломала голову, придумать, как вызволить племянницу и других девочек, не получалось. Джемманское правительство наверняка в курсе, что детей время от времени похищают. Что оно предпримет, когда получит стопроцентные доказательства того, что в конкретном месте насильно удерживаются джемманские дети? Чего Мэй добьется? Возможно, отцы нации просто сделают вид, что ничего не случилось, – и все ради высших интересов…
«Лусиан, – подумала она. – Я должна поговорить с Лусианом». Да, он влюблен – или делает вид, что влюблен, – но, так или иначе, он не станет
