садике горят костры, у которых греются озябшие солдатики, несколько смешных бронемашин стоят у входа. Здесь же стоят около десятка обычных местных легковушек, и небольших грузовичков. На ступени главного подъезда кто-то додумался вкатить несколько орудий. Выглядело эффектно, но стрелять эти пушки вряд ли бы смогли.
У входа в здание стоял красногвардеец с винтовкой, который спрашивал у всех входящих документы. Если таковых не было, посетителя пропускали и без них. Бесоев, увидев такой оригинальный вариант несения караульной службы, лишь вздохнул и покачал головой, а Шварц презрительно сплюнул. Да, как говорил один персонаж отечественной истории, — Тут еще начать и кончить. В общем, сплошной «день открытых дверей».
Мы поднялись наверх по большой мраморной лестнице. На втором этаже Сталин нос к носу столкнулся с человеком лет сорока, характерной внешности. У него была большая шапка кучерявых волос с легкой проседью, усики, маленькая бородка клинышком, и пенсне. Я сразу же узнала в этом историческом персонаже Льва Давыдовича Троцкого, то есть Лейбу Давидовича Бронштейна. Лев Давидович поздоровался со Сталиным, и с любопытством посмотрел на меня и на Бесоева, по остановившемуся позади нас Шварцу с его пулеметом взгляд Троцкого скользнул, как по предмету обстановки.
Впрочем, смотрел «демон Революции» больше на меня, чем на Бесоева. Товарища старшего лейтенанта Троцкий, по всей видимости, принял за одного из земляков или даже родственников Сталина. Он даже не обратил внимания на его вооружение и снаряжение, мол мало что носят у себя в горах эти абреки-головорезы.
Зато меня он обвел взглядом, похожим на тот, которым сексуально озабоченные граждане с толстыми кошельками рассматривают «ночных бабочек», дефилирующих по Старо-Невскому. Иосиф Виссарионович, заметив это, нахмурился. Но Троцкий, не заметив недовольства Сталина, и стал рассыпаться передо мною в пошлых комплиментах. Узнав, что я журналист, он с ходу стал предлагать мне должность редактора в газете Петросовета. Ну, и «свою всемерную поддержку и дружеское участие»… Угу… Много таких «благодетелей» ко мне уже подкатывало. Могу повторить адрес — куда я их отправляла пешком…
Сталину, человеку и без того горячему, быстро надоели эти донжуанские расшаркивания Льва Давидовича. Он, довольно бесцеремонно перебив его очередную влюбленную трель, и прямо так, в лоб, сообщил, что глава Временного правительства Керенский добровольно сложил свои полномочия в пользу партии большевиков. Потом, полюбовавшись на переливы эмоций на лице ставшего вдруг серьезным и озабоченным Льва Давидовича, добавил, что Ленин уже несколько часов как прибыл в Петроград на военном корабле, и что уже фактически сформировано первое большевистское правительство, которое с ноля часов первого октября, возьмет власть в России в свои руки. Вот тут-то Троцкий и взорвался!
— Да вы в своем ли уме?! — заорал он, — Как вы посмели решать за всю партию, и без обсуждения персоналий? Ведь наверняка по вашей воле в правительство не попали многие заслуженные и уважаемые деятели социалистического движения, которые доказали свою преданность марксизму многолетней борьбой с самодержавием!
— Кем уважаемые? — ехидно поинтересовался Сталин, — И за что? Уж не себя ли вы имеете в виду, товарищ Троцкий? Только, если помнится, вас Владимир Ильич как-то называл «Балалайкиным» и «Иудушкой», еще в те времена, когда вы интриговали вместе с Парвусом, агитируя за «перманентную мировую революцию». Ну, а в нашей партии, вы, любезный, официально состоите лишь с мая этого года, куда вы переметнулись из «межрайонцев», почуяв, откуда ветер дует.
Троцкий, покраснел от бешенства, и чуть было не задохнулся от ярости, став неожиданно похожим на Сеньора Помидора из детского мультика «Чиполлино». Я даже хихикнула, представив себе Троцкого в этой роли…
— Вы… Вы… Вы грубый и неотесанный дикарь, который ничего не смыслит в марксизме и в теории революционной борьбы! Вы настоящий диктатор, восточный сатрап, который оседлал партию, и превратил ее в послушного вам ишака! Я… Я подниму на ноги марксистов всего мира, которые быстро загонят вас в хлев — место, единственное для вас достойное… Да я…
Я была удивлена тому, что Сталин не вспылил, услышав из уст Троцкого эти оскорбления. Видимо, горское терпение и выдержка не позволили ему опуститься на уровень беснующегося гешефтмахера от революции. Сталин презрительно улыбнулся, и склонив голову наблюдал за истерикой Троцкого. Наконец, когда Лев Давидович прекратил свои завывания. Тогда Сталин сказал,
— Товарищ Троцкий, вы занимаете достаточно ответственный и важный пост. Вы избраны десять дней назад председателем Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. У миллионного города очень много проблем. В частности, хлеба по карточкам выдается уже меньше фунта на человека, сахар, который положено выдавать по два фунта в месяц, люди не получают вообще. Половина детей Петрограда не имеет возможности получить молоко, фрукты, которых по идее сейчас должны продавать на каждом углу, продаются редко, и по цене чуть ли не по рублю за штуку. За хлебом, сахаром и табаком жители Петрограда, в основном жены и дети пролетариев, стоят часами в очередях, часто под пронизывающим осенним дождем.
А электричество? На электростанциях кончается уголь, и город скоро останется без света. Есть вопросы с водопроводом и канализацией… Вот где для вас прорва работы! Покажите, что вы можете успешно с ней справляться, тогда можно будет и подумать о достойной для вас должности в советском правительстве…
Во время этой, довольно длинной речи Сталина, Троцкий стоял неподвижно, с кривой ухмылкой на лице. Лишь когда Иосиф Виссарионович упомянул проблемы с водопроводом и канализацией, лицо его дернулось в нервном тике. Троцкий не мог никак понять — говорит ли Сталин всерьез, или над ним издевается. И лишь последняя фраза поставила все точки над «и». «Лев Революции» опять взорвался.
