Тиллбарт посмотрел вниз, аккуратно перешагнул через сверкающий драгоценными камнями кубок и присел на колено возле упавшего рудокопа. Через десяток ударов сердца здоровенный охранник поднял взгляд на короля и тихо, но очень четко произнес:
– Он мертв! Явно отравлен! Вон у него пена на губах пузырится, – и тут же без малейшей паузы начал отдавать распоряжения своим подчиненным.
Воины мгновенно оттеснили на довольно приличное расстояние придворных и прочих зевак, проникнувших во внутренний двор с места раскопок Горна. Очень быстро вокруг короля образовалось весьма значительное пустое пространство. Телохранители каким-то образом исхитрились вытолкнуть к остальным сановникам даже Павла Анисимовича, и сейчас он с крайне озабоченным выражением на лице скромно стоял возле королевского казначея и часто переводил взгляд с трупа рудокопа на Его Величество.
Внезапно Осипову стало не по себе. По спине робкой ланью прошла волна липкого страха, но тут же стремительной лавой перелилась на грудь и так навалилась на сердце, что у Николая буквально потемнело в глазах. Не в силах больше держать в себе эту чудовищную, разрывающую саму гномью сущность жуткую муку, король сжал кулаки и оглушительно закричал. Даже не закричал, а разразился истошным, человеческим криком:
– Что вы стоите! На меня совершено покушение! Хватайте его! – и Его Величество отчаянно взмахнул рукой туда, где, по его мнению, находился принесший отравленную воду слуга.
Сановники заколыхались, словно горная трава под осенним ветром в узком ущелье, залопотали непонятное и тут же разразились хриплыми криками. Гномы оглядывались по сторонам, не понимая, кого именно необходимо хватать и кто, собственно говоря, совершил покушение.
– Кретины! Сгною в темнице! В лаву брошу! – снова закричал Осипов, уже практически ничего не соображая от страха. Ко всему прочему, бедолага Шлюксбарт тоже пребывал в состоянии, близком к умопомешательству, и изо всех сил помогал инженеру сыпать ругательствами и обильно вываливал специфические проклятия на головы незадачливых царедворцев. Объединенный порыв Николая и Шлюксбарта произвел на присутствующих незабываемое впечатление.
Первым не выдержал казначей. Он отчаянно пискнул и вцепился обеими руками в знаменитую бороду главы рудокопов Рудного. Почтенный Эрикбарт в первое мгновение аж закашлялся от такого гнусного поведения казначея, а во второе от души саданул того по уху.
Гномы заметались, закружились на маленьком пятачке брусчатки, недобро тянули друг к другу руки, и вот еще двое сцепились в драке. А следом за ними еще двое и еще. Замелькали кулаки, кто-то отчаянно завизжал.
Со стороны замка из открытого окна где-то на втором этаже донеслась негромкая, но пробирающая до глубины души незатейливая мелодия охотничьего рога. Осипов в некотором оторопении понял, что этот рожок играет уже давно. Но вот услышал он его только сейчас. Николай повернулся в надежде рассмотреть, кто же там решил заняться музицированием в такой неподходящий момент. Вместе с королем повернулись и пятеро телохранителей. Они как завороженные уставились в сторону замка и внимательно прислушивались, словно боясь пропустить малейший перелив рожка.
– Ваше Величество, вам необходимо отойти, – в ухо Осипову ненавязчиво пробасил Тиллбарт, профессиональным движением прикрывая короля от набиравшей нешуточные обороты драки, – давайте пройдем к дружине и там посмотрим на молодых пещерников. Они очень смешные.
Николай не услышал, чтобы Тиллбарт отдал какое-либо приказание или даже показал самый незаметный жест. Но воины охраны, словно один гном, синхронно сделали три шага назад. Все, кроме пятерых поклонников тихих переливов рога.
– Не понял, – ошарашенно произнес Тиллбарт и резко потряс бородой, словно сгоняя с себя наваждение. – Пламя, Дуб, вы чего? Слизи объелись, что ли?
Два охранника, к которым Тиллбарт обратился по именам, отрицательно покачали головами и шагнули к командиру. Третий же, стоявший за спиной Тиллбарта, без лишних движений и разговоров широко размахнулся и рубанул топором под колени своего предводителя. Огромный воин опрокинулся на спину, а подскочивший четвертый гном ударил в горло лежавшему коротким кинжалом. Пламя и Дуб перепрыгнули через тело Тиллбарта и бросились к королю.
Но Осипов уже не видел их стремительного прыжка. Потому что еще до того, как из горла главного телохранителя вылетела мощная струя крови, Его Величество развернулся и ринулся в бушующую толпу придворных. Николай как-то сразу понял, что он попал. И попал так сильно, что только чудо сможет его сейчас спасти. На самом деле в чудеса Коленька перестал верить еще во втором классе, когда в новогоднюю ночь случайно увидел, как его отец переодевается в костюм Деда Мороза. Поэтому, обладая вполне рациональным мышлением, Осипов, не раздумывая, принял единственно правильное, по его мнению, решение. А именно бежать куда глаза глядят. Причем бежать очень быстро.
Вонзившись, словно дикий вепрь, в самое пекло драки, Осипов немедленно получил пару чувствительных ударов по лицу, а кто-то особо ловкий от души врезал коленом между ног Его Величества. От острой, неимоверной по своему накалу боли по пухлым щекам Николая потекли слезы, и он, скорчившись в три погибели, упал на брусчатку. Сзади король услышал лязг оружия, свист рассекаемого воздуха и омерзительные звуки тупых ударов. Словно толпа сошедших с ума мясников остервенело рубила подвешенные на крюки говяжьи туши. В воздухе повисла чудовищная по степени богохульства ругань. Капли чего-то теплого и соленого непрерывным потоком падали сверху на короля, но он из-за боли и страха не обращал на это никакого внимания. Где-то впереди тяжело загрохотало множество сапог, протяжно заревели пещерники. И перекрывая всю эту какофонию, до Николая донесся могучий рев Шипулина: «Вперед!»
«Успеют, успеют, родимые», – удовлетворенно подумал инженер, но звуки спешившей на выручку дружины внезапно оборвались, как будто кто-то походя взял пульт и выключил телевизор, транслирующий на полной громкости финал футбольной Лиги чемпионов.
