там: превращала камень в пыль, двигалась дальше, камень в пыль, шаг вперед…
– Здесь! – вскрикнула Беами, и ее сердце припустило вскачь как бешеное. Подобравшись ближе к источнику звука, она голыми руками начала разгребать куски и обломки штукатурки. Избавившись от них, она снова запустила свой механизм.
Вдруг появился гвардейский щит.
– Эй! – крикнула она. – Эй, вы меня слышите? Вы сильно ранены?
За ее спиной, взволнованно переговариваясь, уже толпились другие.
Она услышала голос, он говорил с явным джамурским акцентом:
– По-моему, кое-кто из нас… кое-кто ранен… но мы живы.
Она не узнала, кому принадлежал голос – явно не Люпусу, – но адреналин хлынул ей в кровь, побуждая к действию. Вместе со своими помощниками она оттащила самые крупные обломки. Принесли биолюмы. Ночью они работали вдесятером, почти не переговариваясь, только обмениваясь короткими инструкциями. Румели-ополченцы притащили носилки, которые выстроили тут же в ряд.
– Закройте глаза все, кто меня слышит, – предупредила Беами и с помощью механизма принялась вновь распылять камень.
На этот раз дыра открылась порядочная, так что она смогла спуститься к попавшим в ловушку солдатам, прежде всего ища взглядом Люпуса, но того нигде не было.
Беами взяла валявшийся тут же солдатский щит и подняла его в пролом.
– Биолюмов, – приказала она, и ей передали ведро. Она вывалила его содержимое на землю, где светоносные твари тут же принялись призрачно сиять.
– Кто-нибудь, помогите мне поднять отсюда этого человека! – крикнула Беами.
Крупный румель нагнулся к ней и стал поднимать солдата. Он тянул его под руки, а Беами направляла тело снизу. Ей пришлось зажмуриться, когда мимо ее лица проплыла культя измочаленной ноги; против такого ранения никакая аугментация не поможет.
Гвардейцев одного за другим вытягивали из развалин. У одних были окровавлены лица, у других поломаны или порезаны руки, но раны уже начинали затягиваться. Среди них был тот, кому стрела попала в глаз, одна женщина, один мертвый, но Люпуса не было.
Люпус лежал на спине, щит наполовину закрывал ему лицо. Одна его нога была в крови, лицо почернело от пыли. Упав рядом с ним на колени, Беами стала осматривать его, нет ли тяжелых ран.
– Значит, меня ты оставила напоследок, – прохрипел он еле слышно.
Заплакав от облегчения, Беами уронила голову ему на грудь.
Он пытался сказать что-то еще, но, видимо, не смог.
Беами с удивлением обнаружила, что, обретя новую цель, она еще могла двигаться, несмотря на страшную усталость. Почти три часа она шагала рядом с носилками Люпуса, кружным путем возвращаясь к цитадели. Даже этот маршрут, считавшийся относительно безопасным, отнюдь не был таковым в полной темноте.
Командующий Ночной Гвардией достаточно пришел в себя, чтобы возглавить процессию и привести ее в подземный полевой госпиталь, а время от времени даже помогать нести своих людей. Нырнув в безопасность тоннелей, Беами почувствовала, как восстанавливается утраченное ею равновесие. Люпус иногда улыбался ей со своих носилок.
Но, войдя в главную палату, все встали точно вкопанные и вытаращили глаза.
– Господи, Бор мой, нет! – вырвалось у кого-то.
Ряды за рядами, походные койки были перевернуты. На полу, кто лежа, кто как-то иначе, расположились неузнаваемо изуродованные пациенты. Не просто изуродованные – у каждого появились части тел, конечности, принадлежащие… другим существам.
– Твою мать! – выдохнул кто-то другой.
– Принесите факелы, надо разобраться, что тут случилось, – распорядился Бринд.
Принесли свет. Оказалось, что сотни мужчин и женщин приобрели лишние конечности, одни мохнатые, другие чешуйчатые, оторванные у рептилий, трансплантированные от лошадей, а некоторым были пересажены головы, взятые от беспозвоночных. Пациенты-румели были изуродованы сходным образом, только им пришивали человеческие головы и руки, которые грудами валялись вокруг. Повсюду, насколько хватало глаз, раздавались стоны и плач, вызванные болью и потрясением. В стороне валялись расчлененные трупы врачей и сестер, которые ухаживали за больными: их внутренности лежали поверх их тел.
А под самым потолком парили создания, похожие на призраков. Обман зрения, может быть?
Подбежал солдат, сжимая в руках записку. Он сунул ее Бринду.
– Нашел вон на том парне, в конце палаты. Он повесился на своей рубашке – по-моему, уже давно.
