дворец.
– Скорее бы, – пробормотал я, – а то и не доживем.
– У нас главное, – сообщил он трезво, – дожить до вечера. Сегодня дожили, слышал гонг? Это отбой. Сейчас поедим и спать…
Я не успел ответить, дыхание застряло в груди. Из-за края земли высунулось и начало подниматься нечто исполинское, чудовищное, словно мы на спутнике Юпитера, а он сам вот прямо перед нами, уже заняло почти треть неба и все еще продолжает подниматься.
Вуди проследил за моим взглядом, лицо его стало очень удивленным, брови приподнялись.
– Ты что? – спросил он с подозрением. – Впервые видишь луну?
Я пробормотал дрожащим голосом:
– А чего такая… увесистая.
Он выпятил нижнюю губу.
– Ты вообще какой-то странный.
– Дык я ж из леса, – ответил я испуганно. – У нас знаешь какие деревья? Ветки раскинут, ни одна капля дождя не прорвется!.. А выше них еще деревья. А есть, говорят, те, что и над теми простирают ветви, так что какая луна, мы и солнце не видели.
Он в изумлении покрутил головой:
– До чего же мир велик и какие люди бывают дикие!.. Иди поешь и сразу спать, а то завтра вообще рухнешь воронам на радость.
От котла уже смачно пахнет бараньей похлебкой, никогда не думал, что все так вкусно. К счастью, тут можно и второй раз протянуть миску, даже третий, все равно нальют. Тут лишают ужина только в наказание, а так кормят сытно, на тяжелой работе нужно и кормиться как следует.
На камни пал странный свет. Я старался не поворачивать голову, сперва нужно нажраться, а потом скосил глаза на красноватую тень под ногами, это закатная, понимаю, но от моих ног тянется еще и зеленоватая…
Вздрогнул, чуть суп не расплескал, лучше бы не смотрел: в небе уже две луны! Одна – та огромная, сейчас пугающе красная, а из-за горизонта быстро поднимается еще одна, маленькая, фиолетовая, словно вся из драгоценного сапфира, а свет от нее яркий, словно не отраженный, а собственный.
Я пару раз моргнул, убирая пелену с глаз, не помогло, торопливо протер кулаками. Так и есть, теперь от всех камней падают по две призрачно-светлые тени, и если багровая замерла в ожидании, то сиреневая медленно укорачивается, словно подкрадывается ближе и ближе…
Вуди открыл глаза, спросил сонным голосом:
– Чего не спишь?
– Вторая луна, – проговорил я вздрагивающим голосом.
– И что? – спросил он.
– Да как-то, – ответил я осторожно, – не по себе.
Он хмыкнул:
– Да? Тогда тебе, если такой чувствительный, вообще нужно сперва смотреть на небо, прежде чем выйти из-под укрытия. А дома ты как… ах да, у вас же и неба не видно.
– А что, – спросил я, – когда их две?
Он пробормотал:
– Две луны еще ничего. У самых чувствительных, говорят, кожа чешется, когда вот так обе. Да еще важно, говорят, когда красная ближе, чем та, медная… Не знаю, я не чувствительный. Врут, наверное. Но вот когда три…
Я охнул:
– Что? Три луны?
Он чуть кивнул:
– Это бывает редко. Даже очень. Совсем редко. Хотя, конечно, когда на небе все три, лучше зарыться в нору, зажмуриться и переждать. Некоторые… ну, не выдерживают.
Я спросил с дрожью:
– Как?
– Не выдерживают, – повторил он. – С ними случается… разное. А еще иногда бывает такое, это уже совсем редко, когда на небе ни одной.
– Ого!
Он сказал наставительно:
– Вот тебе и «ого». Полная чернота, мы же к ней не привыкли. Все прячутся в дома и запираются, как и чем могут. В это время, сам понимаешь, совсем другая жизнь, другие законы, нам лучше не высовываться…
Я спросил довольно глупо:
– Почему?
