пошли в затылок друг другу.
Передний остановился, присел, пощупал пальцами землю.
– Кир, – крикнул он, – отсюда он побежал… Почуял нас?
Самый крупный из них прорычал:
– Почуял – не почуял… какая разница? Догоним и прибьем. Раз взялись, надо выполнить.
Тот пробурчал:
– Да я что… Говорю, теперь и нам бежать придется.
Не дожидаясь ответа, он поднялся на ноги и сразу же перешел на бег трусцой.
Сволочь, мелькнула злая мысль. Догоним и прибьем… Несмотря на их демонстративно угрожающий вид, теперь вижу, парни простые, а по тому, как бегут, понятно, не воины, а набранные в селах лодыри, что работать не больно любят, а ищут, где бы у кого что отнять. Таких лучше держать на службе, иначе все равно пополнят ряды разбойников.
Выждав, когда мимо пробежит последний, я взвесил на ладони булыжник, метатель из меня неважный, но с двух шагов мало кто промахнется.
Камень вылетел беззвучно. Разбойник вздрогнул, донесся легкий хруст, будто проломилась яичная скорлупа. Ноги подкосились, опустился сперва на колени, тут же завалился лицом вниз.
Остальные так и продолжали трусить по тропке. Я тихо догнал, уже намерился шарахнуть дубиной в затылок следующего, как он спросил на бегу:
– Кир, а чего тебя соплежуем дразнят?
Мужик, что бежит впереди, гоготнул, я занес для удара дубинку, однако он, не дождавшись ответа, оглянулся.
Удар окованного бронзовыми кольцами края пришелся прямо в лоб, но я помнил, что лобная кость самая прочная, и постарался шарахнуть как можно сильнее.
Сухо треснуло, то ли лоб, то ли дубинка. Бегущий впереди парнишка обеспокоенно оглянулся. Я прыгнул вперед, оттолкнув с дороги обмякшее тело.
У парня глаза распахнулись во всю ширь, он открыл рот, я как держал дубинку обеими руками посредине, так и шарахнул, целясь слева в висок, но дурак уже завопил отчаянно, в смертном ужасе.
Передний оглянулся, моя палица с треском смела крикуна с дороги, и я шагнул к вожаку. Тот быстро выхватил меч из ножен, пригнулся, уставившись в меня неверящим взором.
– Вот ты как, – проговорил он в глупом изумлении.
– Точно, – ответил я. – Бросай холодное оружие!
Он сделал осторожный шажок вперед. Глаза его ловили каждое мое движение, а руки растопырил, словно будет ловить меня, как выбегающую из сарая козу.
– Ты опаснее, – произнес он, – запрошу больше.
– В аду заплатят, – ответил я. – Еще не понял?
– Че?
– Ты еще жив, – сказал я. – Воспользуйся?
Мои глаза тоже не отрывали взгляда от его руки, а когда он сделал шажок, я приготовился к удару мечом. Ноги напружились, меч взлетел над головой, я решил было, что обманный удар, слишком уж прост и предсказуем, однако этот дурак полагал, что я вот так и буду стоять.
Лезвие прочертило дугу и врезалось кончиком в землю. Я хотел стукнуть его сбоку в голову, но попал в плечо, однако вожак взвыл, лицо перекосилось.
– Ах, ты так?..
– А ты дурак, – сказал я. – Признайся, меч взял в руки первый раз?
Он взревел, бросился уже быстрее. Я отпрыгнул и снова ударил, метил в голову, но попал вообще в бок, друг друга стоим, но он не сумел воспользоваться, остановился и выругался, а я уже, взвинтившись, ощутил ту нервную дрожь, когда трясет с головы до ног, даже губы прыгают, сам шагнул навстречу, завертел посохом, угрожая ударить то справа, то слева.
– Что ты за… – начал он отчаянно.
Я ударил, он начал уклоняться, но тяжелый конец посоха шарахнул по уху, я слышал, как там то ли чавкнуло, то ли смачно хрустнуло.
Вожак покатился по земле, выронил меч. Я подобрал его, держа посох одной рукой.
– Ты еще жив, – сказал я, – не прикидывайся… Рассказывай, кто нанял, что велел.
Взревев, он вскочил и прыгнул ко мне. Слишком поздно я заметил в его руке острый нож. Отшатнувшись в испуге, инстинктивно выставил перед собой клинок.
Толчок, острие вошло в его тело, как гарпун погружается в толстую жирную рыбину.
Выронив дубину, я перехватил его руку с ножом, зверски вывернул. Он вскрикнул от новой боли, а нож тихо звякнул о каменистую землю.
