Простыня, покрывающая массивный живот и широкую грудь, медленно поднялась и опустилась в такт тяжелому вздоху. Бледный лоб блестел от пота. Взгляд суетливо бегал из угла в угол. В регистратуре, пока Игорь пил кофе и созванивался с женой, дежурная болтала без умолку и наговорила много непонятных для него слов, но кое-что в память врезалось четко: «предынфарктное состояние». Заплывшее жиром Мишкино сердце едва выдержало происшедшее. Игоря, впрочем, интересовало другое.
– Попытайся, чувак. Подыщи слова. Что там было? Паук?
– Если бы! Паучка бы я придавил, не моргнув глазом. – У Хлестова вдруг дернулась левая щека. – Глазом, блин… Игорь!
– Что?
– Можно тебя попросить?
– Не беспокойся, в мастерской я тебя заменю.
– Да я не об этом. Ты можешь проверить – нет ли чего у меня здесь, под кроватью?
Игорь внимательно посмотрел на друга. Четверть века минула, но перед ним в больничной койке лежал все тот же толстяк из параллельного. Он никогда не напоминал Хлестову про тот случай, но подозревал, что сам Мишка помнит о нем всегда и всю жизнь пускается то в одну, то в другую авантюру лишь с одной целью – доказать самому себе, что больше уже ничего не боится. Что он с честью вылез из лужи собственной мочи. И вот сегодня – сейчас – Хлестов снова был напуган.
– Хлестов, ты такой… такой Хлестов, одним словом! – попытался он пошутить. – Ногу сломал, чуть коньки не отбросил, а волнуешься из-за каких-то глупостей. В своем репертуаре.
– Я прошу тебя, Игорь. Просто посмотри. – Тот больше не улыбался.
– Ну ладно.
Он присел на корточки (по спине прокатилась волна боли, напомнив о сорванной пояснице) и приподнял край простыни:
– Смотрю. Ничего, кроме грязи, не вижу. Полы тут лет десять, наверное, не мыли.
– Точно?
– Точнее не бывает. И грязнее тоже.
– Хорошо…
– Что ж хорошего-то? Развели антисанитарию. Надо б уборщицу позвать да ткнуть носом, чтоб не лентяйничала.
Хлестов слабо махнул рукой:
– Не надо никого звать. Слушай, Игорь… Мне, скорее всего, просто почудилось спьяну. Извини, что так вышло, правда. Ей-богу, не хотел. Сердцем клянусь, не хотел, чувак.
Насчет сердца это он зря ляпнул, подумал Игорь. А вслух сказал:
– Нисколько не сомневаюсь. Мало найдется придурков, мечтающих сломать себе голень. И все-таки, Мишка, что там случилось? Говоришь, увидел что- то? Что именно?..
– Да какая разница? Почудилось и почудилось, – примерно так же он всегда говорил, если кто-то в общей компании вспоминал школьные времена. Было и было, и черт с ним. – Тебя-то это почему интересует? Или… ты тоже там что-то видел, чувак?
– А что я мог увидеть? Чувак, ты попросил заглянуть под кровать – я заглянул. Теперь твоя очередь. Колись давай, а все нюансы потом обсудим, если будет что обсуждать.
– Ну хорошо, – тот все еще сомневался. – Но ты не поверишь…
– Это уж мне решать. Итак. Из-за чего мы тут с тобой оказались?
– Из-за дивана.
– Из-за дивана?
– Из-за дивана, – повторил Хлестов, сердито зыркнув с койки.
– Из-за дивана?!
– Хватит за мной повторять, как попка!
– Так ты по-человечески объяснить можешь или продолжишь загадками разговаривать, Сфинкс долбаный?
– Когда мы потащили диван из комнаты, – начал объяснять Хлестов. – Я там, сзади, чуть штаны не уделал с натуги. Диван-то тяжелый, зараза!
– Спасибо, я в курсе. Мне теперь одному его тягать.
– Тогда будь осторожнее. Мне, конечно, это все привиделось, но мало ли… В общем, я в тот момент удивился этой тяжести. Реально ведь пупок надрывался. Ну не может, понимаешь, не может диван весить так много! Дай, думаю, гляну, не валяется ли там что за подкладкой… А когда ты потянул диван на себя, то стенка сбоку, с той стороны, что я держал, немного отошла. И вот там, где появилась щель… Игорь.
– Что?
– Там были глаза. Клянусь тебе, сердцем клянусь, там, в щели, были чьи-то глаза.
