торреадоры, разбойники и контрабандисты – цлый міръ.
Бласко Ибаньесъ не только реалистъ-жанристъ, но и въ значительной степени ученый.
Прежде чмъ приняться за ту или другую тему, онъ изучаетъ какъ обстановку, въ которой живутъ его герои, такъ и вс подробности, касающіяся ихъ быта и міровоззрнія. Описываетъ ли онъ средневковой храмъ или металлургическій заводъ, пріемы работы на виноградникахъ или систему орошенія полей 'уэрты', бой быковъ или костюмъ торреадоровъ, рыбную ловлю на Альбуфер или засданіе палаты депутатовъ – каждому слову его можно поврить, потому что оно – результатъ непосредственнаго наблюденія или доскональнаго изученія. Изображаетъ ли онъ свадебные обряды на остров Ибисы или народные праздники въ Бискай, онъ настолько же художникъ, насколько и этнографъ. Говоритъ ли онъ о церковной музык, объ испанской живописи, о іезуитскихъ памфлетахъ – все онъ знаетъ, везд онъ спеціалистъ. Его перу принадлежитъ и историческій романъ изъ эпохи пуническихъ войнъ, отличающійся изумительной точностью, ('Куртизанка Сонника'). He знаешь, чему больше удивляться, знаніямъ ли археолога или таланту художника.
Бласко Ибаньесъ, наконецъ, не только ученый, но и публицистъ.
Для него искусство средство не столько развлекать, сколько воспитывать и направлять. Въ своихъ романахъ онъ старается вскрыть язвы родной жизни, борется противъ соціальной несправедливости и устарлыхъ врованій, расчищаетъ почву для боле нормальныхъ общественныхъ отношеній и боле разумныхъ взглядовъ на жизнь.
Его главная задача служить не красот, a прогрессу.
Въ его первыхъ романахъ, вышедшихъ въ 90 годахъ (Arroz y Tartana, 'Майскій цвтокъ', 'Проклятый хуторъ', 'Въ апельсинныхъ садахъ', 'Дтоубійцы') бытовая живопись еще заслоняетъ публицистіческій элементъ, но уже и въ этихъ произведеніяхъ часто сквозь спокойное эпическое повствованіе прорывается голосъ борца, обращающаго вниманіе читателя на страшную несправедливость, царящую на земл, въ силу которой одни пользуются всми благами жизни, а другіе – многомилліонная масса – изнываютъ въ безнадежной борьб съ природой ('Майскій цвтокъ'), гибнутъ отъ неестественнаго распредленія земли ('Проклятый хуторъ') и влачатъ жалкое существованіе первобытныхъ дикарей ('Дтоубійцы'). Въ слдующей серіи романовъ, относящихся къ періоду 1903-1906 гг. ('Толедскій соборъ', 'Вторженіе', 'Винный складъ', 'Дикая орда') элементъ публицистики беретъ уже замтно верхъ надъ ровнымъ повствованіемъ, надъ бытовыми подробностями. Здсь на каждой страниц чувствуется первоклассный агитаторъ многолюдныхъ митинговъ блестящій парламентскій ораторъ. Художникъ и ученый то и дло уступаетъ мсто пропагандисту и политику. Перо превращается въ его рук въ шпагу, которой онъ наноситъ смертельные удары всмъ врагамъ прогресса, въ особенности іезуитамъ, угашающимъ въ населеніи духъ энергіи, иниціативы и жизнерадостности, мшающимъ свободному развитію капитала, переводя его въ вид мертваго балласта въ руки католической церкви. И той же шпагой, которой онъ разитъ враговъ прогресса, Бласко Ибаньесъ становится на защиту безправной и эксплуатируемой массы и его четыре соціальныхъ романа незамтно превращаются въ боевые памфлеты, освщающіе путь, 'ведущій въ обтованный градъ будущаго' (выраженіе Э. Замокоиса). И даже въ послдней серіи произведеній, относящихся къ 1906-1909 гг., ('Обнаженная', 'Кровавая арена', 'Мертвые повелваютъ', 'Луна Бенаморъ'), въ которыхъ преобладаютъ психологическія и порою философскія темы, за спиной художника-мыслителя то и дло выглядываетъ публицистъ, ратующій противъ нелпыхъ предразсудковъ по отношенію къ искусству ('Обнаженная'), противъ варварскаго увлеченія боемъ быковъ ('Кровавая арена'), противъ покорности застарлымъ соціальнымъ и религіознымъ пережиткамъ ('Мертвые повелваютъ') или противъ вроисповдной розни ('Луна Бенаморъ).
II.
Испанія втягивается все боле замтнымъ образомъ въ круговоротъ капиталистическаго мірового хозяйства и какъ разъ этотъ переходный моментъ въ исторіи страны ярко и наглядно отразился въ романахъ Бласко Ибаньеса.
Еще высятся кое-гд остатки патріархальной старины.
На затерянныхъ въ мор островкахъ сохранились иравы и обычаи полуварварскихъ временъ (островъ Ибиса въ 'Мертвые повелваютъ'). На двственной Альбуфер уцлли пережитки первобытнаго коммунизма и соотвтствующіе ему нравы (дядюшка Голубь въ 'Дтоубійцахъ'). Въ деревняхъ еще можно встртить учрежденія, отзывающія глубокой древностью (судъ въ 'Проклятомъ хутор'). Народные праздники также примитивны и своеобразны, какъ въ старину (состязаніе трубадуровъ и пильщиковъ во 'Вторженіи').
И всетаки патріархальный міръ осужденъ на гибель.
Испанія вслдъ за другими европейскими странами превращается все замтне въ царство крупныхъ промышленныхъ городовъ и рзкихъ соціальныхъ контрастовъ.
Тщетны усилія крайнихъ реакціонеровъ оградить страну отъ вторженія въ нее новаго промышленно- демократическаго духа. Безплодны ихъ мечты вернуть ее къ тмъ благословеннымъ временамъ, когда населеніе состояло изъ однихъ только 'почтенныхъ поселянъ', опекаемыхъ 'священниками и сеньорами', хранителями 'священныхъ традицій' (донъ Уркіола во 'Вторженіи').
Конечно, Испанія все еще отсталая страна.
'Наши желзныя цороги, очень плохія, принадлежатъ иностранцамъ' – восклицаетъ Луна ('Толедскій соборъ'). Промышленность, въ особенности главная ея отрасль, металлургія,- тоже въ рукахъ иностранныхъ капиталистовъ. Національная промышленность прозябаетъ подъ гнетомъ варварскаго протекціонизма и не находитъ поддержки капитала. Въ деревняхъ деньги все еще прячутъ въ потаенномъ мст, а въ городахъ ихъ отдаютъ, какъ прежде, въ ростъ, не употребляя на живое дло. Милліоны гектаровъ земли пропадаютъ безъ правильнаго орошенія. Крестьяне отвергаютъ всякіе научные пріемы во имя старыхъ традицій. Невжество возводится въ національную гордость'.
И все таки капитализмъ, пробивая брешь за брешью въ старомъ зданіи, постепенно видоизмняетъ всю его физіономію.
Грандіозные заводы въ Бискай ('Вторженіе'), огромные виноградники около Хереса ('Винный складъ'), крупныя апельсинныя плантаціи возл Альсиры ('Въ апельсинныхъ садахъ') – все свидтельствуетъ о томъ, что капитализмъ покоряетъ одну область за другой, одно производство за другимъ.
Выступаетъ новый классъ господъ, крупная буржуазія.
Трудомъ и грабежомъ, хитростью и энергіей эти люди выбились изъ мрака безвстности и необезпеченности и стали на солнечной высот богатства и власти, какъ король апельсинныхъ плантацій, донъ Матіасъ или владлецъ виннаго склада, донъ Пабло Дюпонъ, какъ собственныхъ заводовъ и пароходовъ, донъ Санчесъ Моруэта или семья Брюллей, держащая въ зависимости всю Альсиру.
Все увренне звучитъ голосъ вождей юнаго капитализма, поющихъ гимны новой экономической сил, покорившей міръ, этой сил, которая въ одно и то же время и разрушаетъ и созидаетъ, передъ которой вынуждены преклоняться даже и 'короли народовъ, гордые, какъ полубоги' (Санчесъ Моруэта).
Вслдъ за предпринимателями поднимаются снизу вверхъ дти демократіи, сынъ сапожника, становящійся моднымъ торреадоромъ и богатымъ бариномъ (Гальардо въ 'Кровавой арен'), сынъ кузнеца, достигающій славы художника и положенія милліонера (Реновалесъ въ 'Обнаженной') церковный служака, кончающій архіепископомъ, обитающимъ во дворц ('Толедскій соборъ'). А внизу образуется изъ обломковъ мелкобуржуазнаго міра классъ рабочихъ, безпокойный и мятежный, работающій въ рудникахъ и на заводахъ Бискайи, на виноградникахъ Хереса, на рисовыхъ поляхъ, окружающихъ Альбуферу. ('Вторженіе', 'Винный складъ', 'Дтоубійцы').
Нигд нтъ однообразія. Везд противоположности и контрасты.
Та же грань, которая длитъ промышленное общество на буржуазію и пролетаріатъ, расщепляетъ пополамъ и вс профессіи, вс группы.
Одни художники вступаютъ, благодаря таланту и счастью, равноправными членами въ буржуазное общество, другіе обречны на жалкую долю ремесленниковъ и паразитовъ (Реновалесъ и Котонеръ въ 'Обнаженной'). Между тмъ, какъ торреадоры живутъ барами, бандерильеро и пикадоры влачатъ жизнь необезпеченныхъ пролетаріевъ (Гальардо и Насіональ въ 'Кровавой арен'). Тогда какъ Каноники утопаютъ въ
