Две версты – прямо бег получается. Куда ему спешить? Вода везде есть, еда везде есть. Спокойно ему, хорошо. Мы за день и десять верст пробежим. Надо, и двадцать сможем. Завтра не догоним, послезавтра настигнем. Да-а… Нет, так на третий день уж точно. Коли тропу нашли, теперича товлынг не уйдет. Спешить станешь, токмо устанешь понапрасну, много не выиграешь, да-а…
– Это тебе предки говорят? – хмыкнул племянник Силантия, юный казак Кудеяр, подбрасывая в огонь еще хвороста.
– Предки мудры, предков слушать надобно, да-а… – негромко нашептал в самый бубен остяк. – Кто тебя всему научил, как не предки, воин Ручеек? Их память – твоя память. Их мудрость – твоя мудрость. Забудешь предков, кем станешь? Ай, тогда и менквы тебя умишком своим превзойдут.
– Что твои предки говорят о дожде, Маюни? – спросил следопыта Силантий.
– Сказывают духи, не будет сегодня дождя. И завтра не случится. Третьего дня обещают. Однако же небольшой. Как вчера.
– Ну, коли духи не обманут, свечку им поставлю, – усмехнулся Кудеяр Ручеек.
– Они будут благодарны, – согласно кивнул молодой шаман. – Духам любое внимание приятно.
– Коли дождя не будет, тогда на чум времени тратить не станем, – решил Силантий. – На воздухе поспим. Кудеяр, Силантий! Вы сегодня налегке гуляли, вам дежурить. Остальным ужинать и спать.
Следопыт оказался прав – через день, где-то около полудня, охотники различили впереди величавых мохнатых гигантов, пасущихся в зарослях кустарника. Спешить, догонять их ватажники не стали, остановились на отдых. Пока большинство казаков раскладывали вещи, Маюни, Семенко, Ручеек и Матвей подались в кустарник, нарезали гибких ивовых веток и наскоро, грубо, сплели некие подобия корзин: с такими щелями, что кулак меж веток просунуть можно, плоские и кривоватые. Но главное – размером примерно в половину человеческого роста. Поставленные на тюки и волокуши, укутанные в плащи и шкуры, с насаженными сверху шапками и даже шлемом, они даже вблизи напоминали присевших отдохнуть путников.
Подготовив лагерь, казаки развели огонь, бросили туда подгнивший ствол – обычная ошибка неопытного кострового – и отступили в заросли, залегли там, подкрепляясь вяленой рыбой. Остяк уверил, что ее запах ничего не изменит. От костра с сырыми дровами такая вонь потянется, что остального звери уже не различат. К небу же от стоянки уже шла тонкая сизая дымная струйка.
В тишине и покое многие сытые воины вскоре закемарили. Тем паче что на прогалине все равно ничего не происходило. Следопыт, стараясь не шуметь, пару раз выбирался из своего укрытия, добавлял в очаг хворост, не давая огню погаснуть. И во второй раз опять уронил на угли гнилушку.
– Полагаешь, придут? – тихо спросил его Силантий, когда стало смеркаться.
– Коли есть окрест, явятся обязательно, – прошептал Маюни. – То ведь их стадо, их охотничьи угодья. Как можно не проверить, что за чужаки появились? Может статься, уже пришли даже, да-а… Издалека глянули и ныне судьбу нашу решают… Да-а…
– Поглядывай пока. После полуночи меня разбуди. Коли чего померещится, шум не поднимай, толкни токмо казаков ближних тихонько.
– Не беспокойся, воевода, не сглуплю, – пообещал остяк.
В ночи ветер стих. С неба над головой остро поблескивали звезды, между корней кустарника еле слышно шуршала какая-то мелкая живность, издалека напевно перекрикивались жабы… Которых вроде как по сезону быть давно не должно.
Впрочем, в землях вокруг колдовского солнца многие законы природы путались и переплетались, и время, которое люди считали поздней осенью, для жаб, возможно, казалось очень ранней весной.
В установившейся тиши звуки разлетались невероятно далеко, и даже здесь, с расстояния в несколько верст, можно было различить мерное пыхтение товлынгов, спящих стоя и даже во сне мерно работающих челюстями. А кроме того, слуху становились доступны неразличимые в дневном шуме мягкие шелестящие движения существ, простым смертным невидимых и неощутимых. Однако Маюни был потомственным шаманом и потому присутствие духов замечал, иногда даже различая во мраке белесые облачка, скользящие то над спящими людьми, то вокруг гаснущего костра, возле мертвых фигур из тряпья и шкур.
Больше всего ему сейчас хотелось взять свой бубен, ударить по натянутой коже, испещренной рунами и магическими знаками, донести свой голос до здешних духов, уверить их в своей дружбе, пообещать жертву, испросить совета и помощи…
– Иду-ут… – явственно услышал он из ветвей кустарника. – Бли-изко-о…
Непонятно, предупреждали духи шамана о грядущей опасности или говорили между собой, однако Маюни встрепенулся, насторожился, приподнял голову, оглядываясь и прислушиваясь.
На выеденной мохнатыми слонами прогалине, однако, было тихо и спокойно. Там, на открытом месте, даже света звезд вполне хватало, чтобы заметить любое, даже самое слабое движение.
«Может, еще пару дровин подбросить?» – подумал остяк, приподнимаясь на локтях. И тут – услышал! Слева от спящих казаков, с северной стороны лагеря, протяжно зашелестели ветки. Кто-то очень осторожно, медленно, не ломая кустарника, не наступая на шелестящие травяные кочки, не издавая звуков и почти не дыша, пробирался через ивняк. Это был хороший охотник – днем бы, на ветру, среди криков птиц и чавканья товлынгов его было бы и вовсе не услышать.
Но сейчас…
«Не дураки менквы, открыто по прогалине не пошли. Боялись, что заметят… – сообразил остяк. – Через заросли подбираются…»
