дозволялось знать никому, кроме особо посвященных жрецов – членов Великого Седэя. Бог плодородия и войны, бог мужской силы и смерти! Золотой идол был надежно укрыт внутри вытянутого в длину храма, мертвой драконьей головой выходящего воротами на главную городскую площадь, а хвостом тянувшегося к дому молодых воинов.
– А где проживает славный Еркатко Докромак, местный колдун? – осматриваясь, уточнил на лету посланник.
– Вот его дом, с блестящей крышей, – сопровождающий почтительно указал рукою.
– Что это – золото? – изумился колдун.
– Нет. Хорошо выделанная кожа нуера.
– Да-а… А дом-то немаленький, – про себя хмыкнул посланец. – Этот Еркатко Докромак, я вижу, от скромности не умрет. Туда и садимся! Вон, прямо во двор.
– Но господин…
– Я сказал – вы исполнили.
– Слушаюсь, великий господин!
Бросив ящера вниз, сопровождающий спикировал во двор первым, за ним приземлились еще двое, остальные же продолжали кружить в небе – для почета и так, на всякий случай.
Мысли местной охраны и слуг многомудрый Хасх-Веря заблокировал, еще находясь в воздухе – чтоб не рыпнулись, раньше времени не доложили. В результате и охранявшие дом воины, и слуги застыли недвижными идолами – даже глазами не хлопали от удивления, лишь тупо смотрели вперед да столь же тупо отвечали на задаваемые посланцем вопросы.
– Хозяин? Чей хозяин – наш? А-а-а… Он там, дома, в зале. Не, не один, с гостем. Почтеннейший военачальник славный господин Та-Ертембе изволил еще с утра припожаловать.
– Ага, военный вождь, значит, в гостях? – Хасх-Веря прислушался к доносящимся из дому воплям. – То-то я и смотрю, вернее сказать – слышу. Что ж, пойду, погляжу. Вы будьте здесь! – обернувшись, приказал он сопровождающим. – В дом никого не пускать, и самим не входить без моего зова.
Как обычно, ссутулившись, посланник Великого Седэя спокойно вошел в дом, привычно отключив заклинанием обереги – справился с ними шутя, чай, не столица! Вошел, пошел на вопли и, заглянув залу, в изумлении хлопнул глазами!
Много чего на своем веку повидавший, почтеннейший Хасх-Веря, конечно, предполагал, что местные владетельные господа у себя дома могут развлекаться, как их душенька пожелает, но чтоб тако-ое! Да еще зная о скором прибытии высокого гостя!
Было чему удивляться, было и на что посмотреть. Самые уважаемые люди города – великий колдун и военный вождь, голые, в чем мать родила, сидели верхом на таких же голых девках, ползавших по полу на карачках, и, подгоняя «дракониц» пятками, с веселыми воплями мутузили друг друга молодыми побегами папоротника, верно, приготовлены поваром для супа. При этом подбадривали себя самыми гнусными словесами и откровенно святотатствовали, поминая всуе многих достойных богов.
– А вот, клянусь задницей Хоронко-ерва – поистине добрый удар, не так?
– Добрый? Х-хо! Да как бы не так, уважаемый друг мой! Разве это копья у нас? Настоящее копье должно быть крепким, как детородный орган великого мужского бога, а это… Это не знаю – и что?
– Да-да, копья-то наши квелые… как мысли Великого Седэя!
– А вот я сейчас тебя, друг мой! Ого-го! Вперед, вперед, вперед! Поскакали, у-у-у!!!
– Подгони-ка свою драконицу, мой славный соперник!
– Сейчас… погоню. Пощекочу ей палкою между ног!
– Хо-хо-хо!
– Ха-ха-ха!
– Хэк!
Хасх-Веря громко хлопнул в ладоши, сотворив весьма сильное заклинание на покой. Непростой был наговор, но весьма действенный, быстрый, правда, для его действенности нужен был амулет из кожи волчатника, настоянный на крови двенадцати девственниц. Такой амулет, многократно усиливающий любое заклятье, у посланника Великого Седэя был волею пославших. И сила его оказалась на высоте: не успел еще нежданный гость решить – напустить на себя непреклонную суровость или, наоборот, посмеяться, – как оба бесшабашных «всадника» замертво свалились на пол. Так же полегли «драконицы».
– А хорошо в сем краю диком живут! – поглядев на сопящих дев, ухмыльнулся посланник. – Весело! Ни в чем себе не отказывают. Вино вон пьют… брагу.
По-хозяйски усевшись в кресло, посланник Великого Седэя потянулся было к кувшину… понюхал… и, тотчас же отдернув руку, вытащил из-за пазухи оберег. Обычный – даже у самого захудалого сельского колдуна при себе – лист болиголова, заговоренный на чужую порчу и сглаз. Листок на глазах увял, едва поднесенный к кувшину.
– М-да-а, друзья мои, – Хасх-Веря задумчиво покачал головою. – А брага-то ваша – порченая!