— Ну же, ну! — торопил король, — неужели не можешь ничего придумать?
— Я стараюсь придумать что-нибудь совсем новое, — ответил карлик почти машинально, так как вино совершенно затуманило ему голову.
— Стараешься? — воскликнул король с гневом. — Это еще что такое? А, понимаю! Тебе грустно оттого, что ты мало выпил. Тогда пей еще! — С этими словами он снова наполнил кубок до краев и протянул калеке, который молча смотрел на него, с трудом переводя дух.
— Пей же, говорят тебе, — гаркнул тиран, — или, клянусь преисподней…
Карлик все медлил. Король побагровел от гнева. Придворные ухмылялись. Трипетта, бледная, как покойница, приблизилась к трону короля и, упав на колени, стала умолять пощадить ее друга.
В течение нескольких мгновений король глядел на нее в полном изумлении. Он просто растерялся, не зная, как достойно выразить свое негодование ввиду такой неслыханной дерзости. Наконец, не проронив ни слова, он с силой оттолкнул девушку и выплеснул ей в лицо содержимое кубка.
Бедная Трипетта, не смея вздохнуть или оправить платье, вернулась на свое место в конце стола.
Воцарилось гробовое молчание, продолжавшееся с полминуты; можно было услышать падение листка или пушинки. И вдруг тишина была прервана тихим, но резким и продолжительным скрежетом, который, казалось, исходил из всех углов зала.
— Что, что это за звук? Ты еще смеешь скрежетать зубами? — вскричал король, в бешенстве поворачиваясь к карлику.
По-видимому, опьянение Лягушонка немного прошло; он спокойно и твердо взглянул на короля и воскликнул:
— Я? Да разве это я?
— Звук как будто доносится снаружи, государь, — заметил один из придворных. — Должно быть, это попугай, что сидит в клетке за окном, вздумал точить клюв о прутья.
— И верно, — отвечал монарх, успокаиваясь, — но я едва ли не был готов поклясться рыцарской честью, что скрипел зубами этот бездельник.
Тут карлик рассмеялся (король был слишком известным шутником, чтобы рассердиться в ответ на чей-либо смех), обнаружив ряд безобразных, но крупных и крепких зубов. Мало того — он изъявил готовность пить еще, и сколько угодно. Монарх угомонился, а Лягушонок, осушив еще кубок без малейших последствий, тут же приступил к обсуждению вопроса о маскараде.
— Не могу объяснить, в силу какой связи идей, — заметил он совершенно спокойно, будто и не прикасался к вину, — но сразу же после того, как ваше величество ударили девушку и плеснули ей в лицо вином, и в ту самую минуту, когда попугай так странно заскрежетал клювом, мне вспомнилась одна восхитительная забава, распространенная на моей родине, но совершенно неизвестная здесь. Однако для нее требуется восемь человек, и…
— Да вот же они! — воскликнул король, радуясь своей сообразительности. — Ровным счетом восемь — я и мои семь министров. Продолжай! Что за забава?
— Мы называем ее, — отвечал калека, — «восемь орангутангов в цепях». И если все разыграть как следует, то зрелище получится поистине необыкновенное.
— И мы разыграем это, — заметил король, приосанившись.
— Главная прелесть игры, — продолжал Лягушонок, — в том, что она отчаянно пугает женщин.
— Превосходно! — хором взревели монарх и его министры.
— Я наряжу вас орангутангами, — продолжал Лягушонок, — уж это вы предоставьте мне. Сходство будет таким неотразимым, что все примут вас за настоящих обезьян и, разумеется, будут страшно напуганы и удивлены.
— Просто великолепно! — воскликнул король. — Лягушонок, я награжу тебя по-королевски.
— А цепи своим бряцанием еще увеличат панику. Будет пущен слух, что все вы сбежали от своих сторожей. Ваше величество может вообразить, какой эффект произведет появление на маскараде восьми неотличимых от настоящих орангутангов, когда они с диким визгом ворвутся в толпу разряженных в пух и прах дам и кавалеров. Контраст получится бесподобный!
— Так и сделаем, — кратко подвел итог король.
Было уже поздно, и совет немедленно взялся за осуществление выдумки Лягушонка.
Средства, с помощью которых он хотел превратить всю компанию в орангутангов, были очень просты, но вполне годились для целей Лягушонка. В то время животные, о которых идет речь, редко попадали в цивилизованные страны; а поскольку костюмы, придуманные карликом, придавали наряженным в них действительно звероподобный и отвратительный вид, публика могла принять их за настоящих обезьян. Прежде всего, король и министры надели трико в обтяжку. Затем их вымазали дегтем. Кто-то посоветовал употребить перья, но это предложение было резко отвергнуто карликом, который убедил всех восьмерых, что для шерсти такого зверя, как орангутанг, лучше всего воспользоваться пенькой. Толстый слой пеньки был налеплен на деготь. Затем принесли длинную цепь. Сначала ее обвили вокруг талии короля и наглухо заклепали, потом вокруг талии одного из министров и тоже заклепали, и так далее, пока не сковали всех. После этого ряженые встали как можно дальше друг от друга — насколько позволяла цепь — и образовали круг. Ради полного правдоподобия Лягушонок протянул свободный конец цепи поперек круга, как делают охотники, занимающиеся ловлей шимпанзе и других крупных обезьян в Африке и на острове Борнео.
Парадный зал, предназначенный для маскарада, был высоким и круглым, с одним-единственным окном в потолке. Ночью он освещался огромной
