Зодиака. Об этом вопросе я намерен поговорить более подробно впоследствии, когда освежу в памяти сведения из астрологии, которую изучал в молодые годы, будучи в Саламанке, но с тех пор успел позабыть».
Несмотря на грубые фактические ошибки, книжка эта заслуживает внимания как образчик наивных астрономических представлений прошлого. Между прочим, автор полагает, что «притягательная сила» Земли действует лишь на незначительном расстоянии от ее поверхности.
Существуют и другие «путешествия на Луну», но их уровень примерно таков же.
В третьем томе «Америкен куотерли ревью» помещен обстоятельный критический разбор одного из таких «путешествий» — разбор, свидетельствующий как о нелепости книжки, так и о дремучем невежестве критика. Я не помню заглавия, но способ путешествия, придуманный автором, еще глупее, чем полет нашего упомянутого сеньора Гонзалеса. Некий путешественник случайно находит неведомый металл, притяжение которого к Луне сильнее, чем к Земле, изготавливает из него ящик и отправляется таким образом на Луну.
«Бегство Томаса О’Рука» — не лишенная остроумия игра ума; книга эта переведена на немецкий язык. Ее герой по имени Томас — лесничий одного ирландского пэра, чьи эксцентричные выходки и послужили поводом для рассказа. Томас улетает на Луну на спине орла с Хангри Хилл, высокой горы, расположенной у залива Бантри.
Все упомянутые издания — сатирические. Они преследуют одну-единственную цель — сравнение наших обычаев с обычаями обитателей Луны. Ни один из авторов даже не делает попыток придать с помощью реальных фактов правдоподобный характер самому путешествию, хотя некоторые из них делают вид, что они люди вполне сведущие в астрономии. Своеобразие «Ганса Пфааля» как раз и заключается в попытке достигнуть такого правдоподобия, пользуясь данными науки в той мере, в какой это позволяет фантастический характер повествования.
Перевод М. Энгельгардта
Говорящий мертвец
В течение трех последних лет я пристально интересовался таким явлением, как магнетизм[45]. А примерно девять месяцев назад мне пришло на ум, что среди проведенных ранее экспериментов по магнетизации имеется досадный и необъяснимый пробел: никто еще не был магнетизирован in articulo mortis — то есть в свой смертный час.
Но прежде всего следовало, как считает один высокоученый доктор, удостовериться: способен ли пациент в таком состоянии подвергнуться какому- либо магнетическому влиянию. Если же это так, надлежало выяснить, уменьшается оно или увеличивается в такие минуты, а также способен ли магнетизм замедлить приближение смерти. Существовали и другие вопросы, которые следовало разрешить, но эти три невероятно разжигали мое любопытство, ибо ответы на них могли иметь поистине необъятные последствия.
Я принялся искать объект, на котором мог бы поставить все эти опыты, и вдруг вспомнил о моем друге, литераторе Эрнесте Вальдемаре, публиковавшемся под псевдонимом Иссахар Маркс, известном переводчике на английский творений Гете и Рабле. Вальдемар с 1839 года жил в Гарлеме и обладал примечательной внешностью: страшно худой, буквально изможденный, с совершенно белыми бакенбардами, которые резко контрастировали с его волосами цвета воронова крыла, которые все принимали за парик. Он был необыкновенно нервным — а именно такие люди наиболее подходят для экспериментов по магнетизму. Несколько раз мне удавалось погрузить его в сон без малейших усилий, но я так и не добился от него тех результатов, которых может ожидать магнетизер от своего пациента. Эту неудачу я приписывал скверному состоянию его здоровья: воля Вальдемара никогда в полной мере не подчинялась моей, и я не мог ввести его в настоящий транс.
За несколько месяцев до моего знакомства с этим человеком врачи нашли у него чахотку, и теперь он настолько свыкся со своей болезнью, что совершенно равнодушно говорил о близкой кончине, как о факте, избежать которого невозможно и о котором нет смысла сожалеть.
Естественно, как только мне в голову пришла мысль об опытах на грани жизни и смерти, я первым делом подумал об Эрнесте Вальдемаре. Я знал его философский склад ума и твердость духа и полагал, что он даст согласие на эксперимент. Родственников в Америке у него не было, стало быть, больше никто не мог помешать мне в моих планах. Я откровенно рассказал ему все, и, к моему удивлению, Вальдемар мгновенно согласился.
Я действительно был удивлен — прежде он соглашался служить объектом моих опытов, но никогда не обнаруживал ни малейшего интереса к их результатам. Между тем болезнь его носила такой характер, что можно было довольно определенно предсказать дату кончины, и мы с Вальдемаром условились, что примерно за сутки до этого он даст мне знать или пришлет за мной.
В один из дней — это была суббота — около семи часов вечера я получил от Эрнеста Вальдемара записку следующего содержания, написанную его собственной рукой:
