– Лучше сядь и лопату положи! – зло зашептал Воронок. – Они предупреждают один раз, сволочи! Там арбалеты, самопалы, чего только нет!
Часть решеток на окнах опустилась, и из железной крепости выглянул человек, лица которого не было видно под пугающей маской, на которой выделялись круглые, почему-то посверкивавшие на солнце отверстия для глаз. Большая часть его головы была спрятана под капюшоном, руки защищали толстые перчатки.
– Мутобои! – раздался его глухой и сильный голос. – Мы уже можем проехать! Время дорого, поэтому мы займемся разгрузкой, а вы продолжайте ремонт! Во время прохождения паровика близко подходить запрещается! Мы стреляем без предупреждения!
В подтверждение его слов паровик, будто живое чудовище, пыхнул паром. Борясь с ужасом, Максим сидел и смотрел, как почти прямо над ним проезжает по «железке» невообразимо тяжелая крепость. Он заметил сверху две башенки, из которых торчали стволы самопалов. Башенки вращались, высматривая нарушителей приказа.
– Как же они так живут? – прошептал Максим, когда паровик проехал и направился к Станции. – Вообще воздухом не дышат?
– У них специальные приспособления есть, чтобы чистить воздух. Где-то в Петербурге или рядом с городом есть бункеры, в которых они живут.
– А они не «мрази»? – Максим вспомнил непонятные писания Новосиба. – Ну, то есть… их потомки? Тех, кто закрылся от всех?
– Не только потомки, – криво усмехнулся Воронок. – Есть такие, что с самой Катастрофы так и живут. А что им? Они не обращаются. До нас им дела нет, только кожа мутов нужна. Раньше я верил сказкам, что они там лекарство изобретают… Только чушь это все. Раньше и лекарства нам привозили, и сахар, и еще кое-что, а теперь нет. Значит, не умеют сами делать.
– Дичают! – разочарованно кивнул Максим. – Не так быстро, как мы, но тоже дичают.
– Мы?! – Сержант обиделся и поднялся. – Это ты одичал, а у нас все по правилам! Знаешь, я все же о тебе доложу Храмцовой. Не по душе ты мне, все куда-то в сторону смотришь. Не нужны нам такие. Ну-ка, за работу! Всех касается!
И арестанты вернулись к починке насыпи. Лениво орудуя лопатой, Максим поглядывал то на конвойных, то на сержанта. Если Воронок исполнит свое обещание, то ничего хорошего его не ждет. Даже сегодня он совершенно случайно оказался так далеко от Базы, в обычные дни даже за мутобоями- арестантами присматривали куда строже. Значит, сейчас или никогда? Максим взвесил в руке лопату и зло оскалился – такой даже человека не оглушить! А у конвойных – самопалы, стволы которых смотрели в стороны от рабочих, как раз туда, куда пришлось бы побежать Максиму, если он решится. Воронок оглянулся на него через плечо, в глазах его вместо обычного добродушия была только злость. Он что-то сказал начальнику конвоя и снова кивнул на Максима.
«Нельзя ждать! – сообразил пленник. – Как бы не было трудно и опасно, ждать нельзя! Я слишком долго ждал в Цитадели и едва не поплатился за это. Если сегодня вернусь в Базу, мне уже не выбраться».
Паровик, закончив разгрузку, медленно покатил назад. «Чистые» боялись разгоняться на ремонтируемом участке, и перед мостиком железное чудище еще сбавило ход. Воронок, ни слова не сказав, столкнул Максима с насыпи. Сделав вид, что сильно ушибся, Максим прикрыл лицо рукой. Ему нужно было справиться со страхом. Паровик был огромен, а люди, что управляли им, больше были похожи на какие-то машины… Но медлить было нельзя. Он еще раз вспомнил зиму в Цитадели – тогда он просто испугался уйти, и был за это жестоко наказан! Второй раз такого нельзя было допустить.
Резко разогнувшись, Максим ударил железным кантом лопаты Воронка в лицо и кинулся вверх по насыпи, к катившемуся по мостику паровику. Сзади тут же закричали, им ответили из железного экипажа. Будто бы что-то тяжелое просвистело над самым плечом, но Максим, ни на что не обращая внимания, подбежал к паровику и повис на железном боку, уцепившись за присмотренные выступы.
– Они хотят напасть! – закричал он во всю глотку, поджимая ноги повыше: казалось, их сейчас отрежут тяжелые колеса. – Они решили напасть на вас, отнять паровик!
– Боевая готовность! – раздался сверху знакомый глухой голос. – Скорость «на два», готовиться к «на три»! При движении зараженных – огонь из всех стволов!
Паровик снова тяжело вздохнул и колеса его окутались паром, в котором утонул и Максим. Машина ускорила ход, и он зажмурился от страха, прильнув к ее теплому боку. Конечно же, мутобои не решились бежать следом, так же, как не могли сделать ни единого выстрела в сторону «чистых». Постукивали внизу колеса, ветер, все сильнее дувший в ухо Максима, развеял пар. Когда он осторожно открыл глаза, насыпь внизу убегала куда-то назад со скоростью, показавшейся Максиму огромной. Мостик, конвой и арестанты остались уже далеко позади, не слышно было даже их голосов. Он поднял голову, и вовремя: из окошка высунулся «чистый» и теперь целился в Максима из какого-то оружия с маленьким луком, укрепленным на деревянном прикладе. Беглецу показалось, что он увидел глаза «чистого» сквозь пугающие очки, и в глазах этих была его смерть. Вскрикнув, Максим разжал руки и покатился вниз по насыпи. Из паровика ему что-то крикнули, но машина ехала быстро, и слов он не расслышал. Вывихнув плечо от первого же удара, он, переворачиваясь, съехал по заросшему травой гравию с насыпи и распластался на земле, полуоглохший и ошеломленный.
«Бежать! – приказал Максим самому себе. – Идти, ползти, но как можно скорее! Мутобои не простят, они попытаются догнать тебя!»
Со стоном поднявшись, он захромал в сторону березовой рощи, с каждым шагом ускоряя ход. Побег удался, он всех провел, и ощущение победы придавало сил. У первых деревьев он смог перейти на бег и бежал долго, не думая о будущем и не оглядываясь.
Эпилог
